17.11.2006
Journey Into Darkness
John Freedman ,
"The Moscow Times"
27.10.2006
Бегство от обмана
Елена Губайдуллина ,
"Театрал"
25.10.2006
По кайфу
Марина Зайонц ,
"Итоги"
19.10.2006
Театр начинается с морфия
Марина Райкина ,
"Московский комсомолец"
16.10.2006
Октябрь. Московские театральные премьеры
Елена Дьякова ,
"Новая газета"
13.10.2006
Про «Морфий» написали оперу
Майя Мамаладзе ,
Полит.ру
12.10.2006
Глюки Верди
Наталия Каминская ,
"Культура"
11.10.2006
Партитура экстаза и ломки
Ольга Фукс ,
"Вечерняя Москва"
09.10.2006
Морфий
Вера Павлова ,
"TimeOut"
09.10.2006
Не колись
Ольга Галахова ,
"Независимая газета"
06.10.2006
Лекарство от тоски
Алена Карась ,
"Российская газета"
05.10.2006
«Морфий» — премьера в театре “Et Cetera”
Дарья Ли ,
Радио "Маяк"
05.10.2006
Режиссерская доза
Роман Должанский ,
"Коммерсантъ"
08.06.2006
Сожженные письма
Алиса Никольская ,
"Взгляд"
06.04.2006
Загадка Ивана Павловича
Майя Мамаладзе ,
"Полит.ру"
31.03.2006
Behind Closed Doors / За закрытыми дверями
Джон Фридман ,
"The Moscow Times"
27.03.2006
Газета «Русский инвалидъ» за 18 июля…
Елена Ковальская ,
"Афиша"
23.03.2006
Есть ли жизнь после классики?
Наталия Каминская ,
"Культура"
20.03.2006
Конец историйки
Дина Годер ,
"Экперт"
17.03.2006
Сюжет предан анафеме
Григорий Заславский ,
"Независимая"
16.03.2006
Хороший конец под рельсами
Ольга Фукс ,
"Вечерняя Москва"
16.03.2006
Вдруг без друга
Роман Должанский ,
"Коммерсантъ"
10.03.2006
Сюжет из газеты
Григорий Заславский ,
"Независимая газета"
Пресса
5:00
2024
2023
2022
2021
2020
2019
2018
2017
2016
2015
2014
2013
2012
2011
2010
2009
2008
2007
2006
2005
2004
2003
2002
2001
2000
1999
1998
1997
1996
1995
1994
1993
0:00
Behind Closed Doors / За закрытыми дверями
Джон Фридман
"The Moscow Times" ,
31.03.2006
(первод см. ниже)An eccentric recluse turns his back on the world in the latest production from Mikhail Ugarov, a major player in Russia’s “new drama” movement.He is something of a Dr. Jekyll and Mr. Hyde, a gentle man of subtle means and manners who on occasion transforms into a roaring lion, the abrasive and impulsive champion of the iconoclastic, so-called "new drama." His name is Mikhail Ugarov and he is one of the most important, influential and contradictory figures in Russian theater today. Author of approximately 10 of the current era's most refined, intricate and understated plays, he has become the mouthpiece for a movement that scorns sophistication, finesse and what is routinely known as art. In his public statements he can be abruptly dismissive of anything or anyone smacking of tradition; he is an advocate for writers and plays that employ plain, real speech, not dialogue perfumed with literature, and that tackle the toughest problems of the contemporary world: war, violence and drugs. With his wife Yelena Gremina, he is the co-founder of Teatr.doc, a venue that specializes in verbatim, or documentary, drama; that is, generally provocative plays written on the basis of interviews with soldiers, soldier's widows, prisoners, miners, homeless people and doctors. As a director, he has staged the Moscow premieres of plays by such important contemporaries as Maxim Kurochkin, the Durnenkov brothers and the British playwright Caryl Churchill. This all makes Ugarov's latest production something special. In this, the first new show to open at the Et Cetera Theater's extravagant new location on Frolov Pereulok near the Turgenevskaya metro station, Ugarov went back to one of his own plays written 14 years ago. Even its title, "The Newspaper 'Russian Invalid,' Dated July 18," seems to distill Ugarov's qualities as a writer. He, like the play and its title, is fascinated with obscure details, nostalgic moods and enigmatic topics. For someone who has become such a fierce promoter of the blunt "new drama" style, Ugarov is in fact one of contemporary Russian drama's most polished literary stylists, although I doubt he would appreciate that definition. "Russian Invalid" centers on the eccentric Ivan Pavlovich (Vladimir Skvortsov), a man comprising equal parts fastidiousness and cantankerousness. He doesn't give a damn about what is happening in the world and lives his rather esoteric life closed away with his old nanny Nyuta (Tatyana Vladimirova) in his elegantly appointed apartment. He amuses himself by writing sketches and essays for the humble newspaper "Russian Invalid," but it would appear that nothing beyond the limits of his own imagination has any real attraction for him. His nephew Alyosha (Alexei Longin) and niece Sashenka (Natalya Zhitkova) are for him as much sources of irritation as of consolation, unpredictable intrusions from the alien world outside his windows. The action is probably set about 100 years ago, although Ivan Pavlovich makes his final departure in unmistakably contemporary clothing. Ugarov reveals his main hero's nature as well as his own predilections through meticulous and seemingly pointless monologues, and through unclear discussions of events that have taken place elsewhere. Apparently Ivan Pavlovich suffered an unhappy love affair with a married woman who changed her mind and is now waiting to meet him at a predetermined place. Perhaps Alyosha has rejected his sweetheart Lizochka and plans to marry an older woman for her money. Or, perhaps, this is a cock-and-bull story he dreamed up to obscure the fact that Lizochka left him for another. Ugarov pushes the usual dramatic events and love intrigues offstage and makes them rumors that reach us by way of letters read aloud and comments offered by one or another of the characters. We never know entirely what to believe for none of the characters seems especially trustworthy. What we do know is that Ivan Pavlovich is an aesthete, a connoisseur of things exotic. He can wax eloquent on the particulars of a bathing shed, is spellbound by the intricaceis of Russian orthography and can describe in minute detail all the evils of thin-soled leather boots. But he reaches the apogee of improvisational loquacity when he launches into an attack on the hackneyed plots and vulgar intrigues of stylish literary convention. "Life is not stylish!" he thunders. Life is to be found in the riches of superfluous and random detail, not in contrived tales. And you can drop the curtain anywhere you want, he says. A story ends when it loses interest, not a minute before or after. It is probably no coincidence that Ivan Pavlovich gets carried away with his tirade against style and "literature" at the very moment that his lover awaits him somewhere out in the city. Perhaps he misses the date because he inadvertently gets sidetracked, or perhaps he lets loose his most heartfelt diatribe at that very moment when he knows he is supposed to be somewhere else. Could this be the only way he can justify to himself his failure to meet her? In this production we can be sure of nothing but the specifics of what we see and hear. A man is squeezed between the world of his imagination and that of people who live by common rules of behavior and perception. He chafes at every outside incursion on his life and is determined not to relinquish his individuality. And yet, when it is already too late, he wanders outdoors as a kind of afterthought, as though he were drawn there by some unseen force. Does he go to meet his lover? Is she still there? Does he ever make it back to the comfort of his home? Does this matter? As director, Ugarov imparted an acidic edge to his delicate, meandering play by encouraging his actors to rub their characters against the grain. Skvortsov's Ivan Pavlovich is nervous and temperamental. He swings back and forth between states of generosity of spirit and rude impatience. He is a man who has struggled with some internal conflict for so long that he no longer even recognizes it himself — it has merely become his way of life. He may lovingly and caressingly water his houseplants from a misting bottle one moment and shove his nephew out of his house in anger the next. He is bitterly sarcastic and dotingly affectionate almost at the same time. Longin's Alyosha is deferential to his uncle and demonstratively disrespectful of Nyuta. Zhitkova's Sashenka is always ready to ruffle someone's feathers while Vladimirova's Nyuta is a subject unto herself. Whether or not she knows that Alyosha and Ivan Pavlovich delight in ridiculing her is entirely uncertain. What is clear is that she couldn't care less. Andrei Klimov's set portrays a living space that reflects the tastes and character of a man who appreciates subtle detail and privacy. The cove inside a bay window overlooking the street is so filled with plants that one can barely see out of it. The rest of the room is taken up by a windowless wall elegantly decorated with paneling and wallpaper. At the moment of Ivan Pavlovich's unexpected foray into the street, the walls spin and a lonely, forbidding street scene is engulfed in fog and darkness as if by a curtain falling down. ПЕРЕВОД Эксцентричный затворник повернулся спиной к миру в последней постановке Михаила Угарова, ведущего представителя российской «новой драмы»Он нечто из серии доктора Джекила и мистера Хайда, джентльмен с изысканными, утонченными манерами, при этом, правда, время от времени он превращается в ревущего льва, несносного и импульсивного поборника мятежной «новой драмы». Его имя — Михаил Угаров, и он один из самых значительных, влиятельных и противоречивых фигур современного российского театра.Автор около десяти наиболее совершенных, сложных и в настоящее время часто ставимых пьес, он стал глашатаем движения, которое пренебрегает изяществом, красивостью — в общем, всем тем, что обычно понимают под словом «искусство». В своих публичных заявлениях он может неожиданно и резко отрицать все и каждого, сохранившего печать традиции; он защитник писателей и пьес, в которых используется простая, понятная, настоящая речь, а не «благоухающий» литературой диалог, и которые повествуют о наиболее страшных проблемах современности: войне, насилии и наркотиках. Со своей женой, Еленой Греминой, они являются основателями Театра.doc —территории, отведенной вербатиму, документальной драме; здесь ставятся провокационные пьесы, написанные на основе интервью с солдатами, вдовами солдат, заключенными, шахтерами, бомжами и врачами. Как режиссер Угаров первым выпустил московские премьеры пьес таких значительных современников, как Максим Курочкин, братья Дурненковы, британский драматург Кэрил Черчил. Все это делает последние постановки Угарова особенными. В этом первом спектакле, открывшем новое шикарное здание театра «Et сetera» во Фроловом переулке, рядом с метро Тургеневская, Угаров вернулся к своей собственной пьесе, написанной четырнадцать лет назад. Даже ее название, «Газета „Русский инвалид“ за 18 июля», кажется, ярко показывает все особенности Угарова-писателя. В своей пьесе он, что видно уже из названия, восхищается неясными деталями, ностальгическими настроениями и таинственными темами. Ярые сторонники прямолинейного и резкого стиля новой драмы считают Угарова одним из наиболее рафинированных литературных стилистов современной русской драмы. Впрочем, я думаю, он бы оценил это определение. В центре своей пьесы Угаров ставит эксцентричного Ивана Павловича (Владимир Скворцов), человека, в одинаковой степени высокомерного и сварливого. Ему совершенно наплевать на то, что происходит в мире, и он живет довольно закрытой жизнью: со своей старой няней Нютой (Татьяна Владимирова) в своей обставленной со вкусом квартире. Он развлекается тем, что пишет очерки и рассказы для небольшой газеты «Русский инвалидъ», но выясняется, что ничего из того, что происходит за пределами его воображения, героя по-настоящему не привлекает. Его племянник Алеша (Алексей Лонгин) и племянница Сашенька (Наталья Житкова) для него — своеобразные источники гнева и утешения, непредсказуемое вторжение чуждого мира, лежащего за окнами дома. Действие происходит примерно сто лет назад, впрочем, в финале Иван Павлович выходит в абсолютно современной одежде.Угаров показывает внутренний мир своего героя, равно как и его пристрастия, через тщательные и кажущиеся бессмысленными монологи, через туманные обсуждения событий, произошедших где-то в другом месте. Возможно, у Ивана Павловича была несчастливая любовная интрижка с замужней женщиной, а теперь последняя изменила свое решение и ждет его в заранее условленном месте. Возможно, Алеша отверг свою возлюбленную Лизочку и собирается жениться на женщине его старше из-за денег. Или, возможно, эту небылицу он выдумал, чтобы скрыть, что Лизочка бросила его ради другого. Угаров выносит обычные драматические события и любовную интригу за сцену, превращает их в слухи — они доходят до нас из писем, которые читают вслух, и отдельных реплик, которые вырываются то у одного, то у другого персонажа. Мы никогда полностью не узнаем, чему верить: кажется, ни один из героев не говорит всей правды.Что мы точно знаем, так это то, что Иван Павлович — эстет, ценитель экзотических вещей. Он может красноречиво высказываться о садовой беседке, очарованный запутанностью российской орфографии, может в деталях описывать все несчастья, которые терпят подошвы кожаных ботинок. Но высшей точки своей импровизационной болтовни он достигает, когда бросается атаковать банальные сюжеты и интриги, написанные в традиционной литературной стилистике. «Жизнь совершенно бесстильная!» — говорит он громогласно. Жизнь — в богатстве избыточных и случайных деталей, а не в натянутых историях. И ты можешь опустить занавес в любой момент, когда захочешь, говорит он. История заканчивается, когда теряется интерес, ни минутой раньше или позже.Не случайно, что Иван Павлович увлекается тирадой о стиле и «литературе» в тот самый момент, когда где-то в городе его ждет возлюбленная. Возможно, он пропускает свидание — выбирает тупик непреднамеренно, или, возможно, он теряется в своей самой искренней речи в тот самый момент, когда знает, что должен находиться совсем в другом месте. Может быть, для него это единственная возможность оправдаться, что он так и не встретился с ней?Спектакль построен так, что зритель не может быть уверен ни в чем происходящем — только в деталях, возникающих из того, что мы видим и слышим. Героя сдавливают с одной стороны мир собственного воображения, с другой — мир людей, живущих, по заведенным правилам поведения и понимания действительности. Ивана Павловича раздражает каждое потустороннее вторжение в его жизнь, он решает не отказываться от своей индивидуальности. И теперь, когда уже слишком поздно, он прогуливается по улице: приходит запоздалая мысль о том, что он был выброшен туда некими невидимыми силами. Идет ли он на встречу со своей возлюбленной? До сих пор ли она там? Вернется ли он когда-нибудь к привычному домашнему уюту? Важно ли это?Угаров как режиссер придает «кислотный» оттенок своей утонченной, запутанной пьесе, поощряя своих актеров «растереть» своих героев в песок.Иван Павлович Скворцова нервный и темпераментный. Его бросает из крайности в крайность, от благородного поведения к грубой раздражительности. Он пытается преодолеть некий внутренний конфликт, и происходит это на протяжении такого долгого времени, что Иван Павлович уже и сам не может в этом разобраться — это стало стилем его жизни. Он может сначала с любовью и нежностью поливать домашние цветы из лейки, а через секунду со злостью выталкивает за дверь своего племянника. Он резко саркастичный и в то же самое время до безумия нежный.Алеша Лонгина безразличен к своему дяде и демонстративно неуважителен к Нюте. Сашенька Житковой всегда готова беспокоиться о пустяках. Старая няня Нюта (Татьяна Владимирова) — существо, предоставленное самой себе. Она не понимает того удовольствия, которое Алеша и Иван Павлович получают от насмешек над ней. Очевидно только то, что она совсем беспомощная.Декорации Андрея Климова воссоздают на сцене жилое пространство, которое отражает вкусы и характер хозяина, ценителя утонченных деталей и уединения. Эркер (окна выходят на улицу) настолько заставлен цветами, что через них едва можно различить человека. Оставшуюся часть комнаты занимает глухая стена, элегантно декорированная витражами и обоями. В момент непредвиденного «побега» Ивана Павловича стены вертятся, и одинокую, зловещую декорацию улицы поглощает туман и темнота, как если бы занавес упал.