«Олеся»

Известная повесть Куприна о девушке-колдунье стала канвой, по которой режиссер вышивает свой узор. На первый план вышла даже не столько история любви, сколько раз­говор о том, что такое познание. Что приобрел современный человек, а что потерял на пути развития цивилизации? Быть может, какие-то знания о жизни нельзя извлечь из поисковой системы Интернета, а можно получить лишь от человека с паранормальными способно­стями? В чем отличие логического и интуи­тивного познания мира? Как устроен внутрен­ний мир женщины, которая владеет магией? Оказывается, она может многое, за исключе­нием того, чтобы изменить свою судьбу. Но, даже зная свою судьбу наперед, она имеет му­жество, чтобы все равно идти ей навстречу. Поначалу спектакль развивается в эсте­тике молодежной постановки о деревенской жизни. Много юмора, или, как говорят, стеба. Изящная упаковка: все актеры одеты в дизайнерские костюмы в фольклорном стиле - почти гламур. Девушки и юноши за­стывают в эффектных позах, словно это модный показ, дефиле, а не разговор о при­роде сильных чувств. В каком-то смысле театр обманывает зрителя, готовя ему не­ожиданный поворот событий - туда, к тра­гедии, которая ломает судьбы, но проявляет характеры. А поначалу все так безобидно, словно рас­сказ идет о легком флирте городского сту­дента, отправившегося убирать картошку в провинцию и встретившего там деревенскую девушку. Вполне современную, с модными дредами. Проходит время, и выясняется, что у девушки не только оригинальный имидж, но и нестандартный внутренний мир. Она не такая, как все. Эту тему мощно поддерживает ария из оперы «Демон», которая врывается в спек­такль в конце первого действия и становится лейтмотивом второго, - ведь главный герой этой оперы тоже в какой-то степени изгой, впрочем, как и всякая яркая, нестандартная личность в косном обществе. А насколько страшно бывает это косное общество в ми­нуты массового психоза, когда поднимается звериное нутро! Здесь, в деревне Переброд, и не только в ней, готовы забить почти до смерти - и не только «ведьмаку», но и Ярмолу. Вообще театру редко удаются именно сцены насилия и секса. Этот спектакль - исключение. Насилие толпы над беззащитной жертвой - эти сцены поданы очень жестко, но в то же время без чрезмерного натура­лизма. Образ физической боли решен ху­дожником через образ кокона: жертву зама­тывают в белую рубаху, словно спеленывают. А как показать на сцене любовь? Обнаженное женское тело подано очень це­ломудренно: открытая беззащитная спина, руки, в полумраке по телу бежит световая рябь от воды, придавая зрелищу нужную степень чувственности. В финале звучит тема неотвратимости принятия своей судьбы. Так и хочется ввер­нуть штамп, что режиссер Галина Полищук ре­шает ее не по-женски жестко. Потому что точ­нее не скажешь.