17.12.2024
Хоронить надо красиво: "Закрытая комната" Т.Загдай в "Et Ceterа"
Слава Шадронов ,
Livejournal
02.12.2024
Спектакль "Чайная" на фестивале "Виват, театр!"
Геннадий Любич ,
Фестивальный вестник
26.08.2024
Человеколюбие по-китайски
Екатерина Морозова ,
Журнал «Вопросы театра», 2024 №№ 1-2
05.07.2024
Спектакль "Чайная" в "Et Cetera"
Павел Руднев ,
Театровидение
01.04.2024
Чаепитие длиною в жизнь
Дмитрий Родионов ,
«Сцена», №2 (148), 2024
28.03.2024
"Я человек партийный": "Мандат" Н.Эрдмана в театре "ET Cetera"
Валерия Терещенко, Арина Кокорина ,
Театрал
01.03.2024
"Чайная. Восточный аромат".
Ольга Игнатюк ,
Театральная афиша столицы
28.01.2024
Калягин смотрит на восток. «Чайная» в театре Et Cetera
Ангелина Веверис ,
ОколоТеатр
Пресса
5:00
2025
2024
2023
2022
2021
2020
2019
2018
2017
2016
2015
2014
2013
2012
2011
2010
2009
2008
2007
2006
2005
2004
2003
2002
2001
2000
1999
1998
1997
1996
1995
1994
1993
0:00
Хоронить надо красиво: "Закрытая комната" Т.Загдай в "Et Ceterа"
Слава Шадронов
Livejournal ,
17.12.2024
«Усопший, не сбивайте сценарий вашей кремации!» Однако, до чего же востребованной оказалась пьеса Татьяны Загдай «Человек в закрытой комнате» — даже не считая эскизного фрагмента, которым её презентовали в рамках проекта «Действующие лица» (в бывшей «Школе современной пьесы» у Иосифа Райхельгауза ещё…), посмотрел уже третью постановку. Из виденных спектаклей версия Скворцова — с одной стороны, наиболее масштабная, рассчитанная на большую сцену, а с другой, и максимально камерная во всех отношениях, начиная с количества занятых исполнителей, заканчивая собственно «комнатными» рамками игрового пространства. Заглавный символический образ пьесы здесь воспринят буквально и действие как бы не выходит за стены квартиры — хотя сюжетно постоянно размыкается не только в пространстве, но и во времени при помощи бесконечно трансформирующейся конфигурации серых плит «железобетонного» забора, выполняющих функцию дополнительных «кулис» и обозначающих по мере необходимости (художник Алексей Трегубов) то просёлочную дорогу, то морг, то автозаправку, то зал крематория…
По сюжету героиня спустя долгие годы и после многих пережитых травм возвращается в родное захолустье хоронить скоропостижно умершего отца, которого вроде бы не любила и который не слишком, мягко говоря, баловал ее девочкой, особенно после смерти матери, вместе с великовозрастным отпрыском соседки, уже разведённым и отбывающим условный срок за воровство Костиком, она должна отвезти тело родителя в райцентр на судмедэкспертизу, но внезапно мертвец заводит с ней разговор… Ситуация — диалог с покойником — в пьесе изначально задаётся фантасмагорическая, но у автора фантастическая линия разворачивается в реальной обстановке с вполне бытовыми, включая криминальные, сопутствующими подробностями. Скворцов же, вслед за «Аномальной Лизой» и «Головой» в театре «Человек», здесь и реальный, зачастую натуралистический антураж пьесы целиком переводит в сценическую, подчёркнуто театральную условность. Это театрализованное «роуд-муви» не по заснеженным просёлкам глубинки, а по закоулкам собственной психики и памяти героиня Натальи Благих предпринимает «не выходя из комнаты», но заново переживая все ранее совершенные ошибки, переоценивая отношения и с отцом, и с Костиком, и с бывшим работодателем (правда, связанная с жизнью героини в столичном городе сюжетная линия — её кульминацией становится вынужденный аборт… — в силу обратной хронологии изложения событий, где последствия предшествуют причинам, распадается на пунктир и её логика может ускользнуть от внимания). Предметным миром ее «метафизического путешествия» в таком контексте служат детские игрушки, плюшевый мишка (подменяющий и сбитую на дороге собаку, и пса, которого в своё время завел отец…), самоходный автомобильчик. А многочисленные эпизодические персонажи оборачиваются каким-то сказочными, «мультяшными» спутниками, парочкой забавных не то птиц, не то «ангелов» (и тут весьма бесхитростная, по большому счету, пьеса Загдай оказывается в одном ряду и с поэмой Венедикта Ерофеева, и с модными ныне сочинениями Романа Михайлова, в том числе инсценировкой Андрея Могучего «Сказка о последнем ангеле»… ну или близко к тому), выступающих по мере надобности и за экспертов, и за сотрудников похоронного бюро, и за соседку, и за женщину-полицейского… Помимо этих двух многоликих — а в основной своей ипостаси сугубо фантастических и воображаемых, с накладными клювами и меховыми шубейками, эксцентрической жестикуляцией и движениями (режиссёр по пластике Константин Мишин) — фигур, героев остаётся трое: сама Жанна, как она теперь себя называет, отказавшись от имени Анна, чтоб полностью оборвать нити, ведущие к детству, к отцу, к «малой родине»; мёртвый — хотя ведет он себя на сцене живее всех живых — папаша (против ожидания — и с оглядкой на альтернативные воплощения в других постановках. — достаточно импозантный персонаж с гитарой, его играет Грант Каграманян); и Костик (Иван Косичкин), пожалуй, наиболее понятный и во всей этой замороченной фантасмагории реальный «пацан».
Заданный изначально жанр, впрочем, к финалу заметно смещается в плоскость мелодраматическую и чуть ли не «святочную», что лично мне, положа руку на сердце, чуждо — благодушие, на мой вкус, чрезмерное; пафос всепрощения, всеприятия (по сравнению с пьесой режиссёром ещё более усиленный), осознание необходимости «света в конце тоннеля» я разделяю с трудом; но эффектному использованию ради пущей «чувствительности» как мелкой игровой атрибутики (вроде мишки, шарика, автомобильчика и т. п.), так и мощных выразительных средств (вплоть до все пространство спектакля накрывающего звёздного неба…) должное отдаю.
Источник: https://users.livejournal.com/-arlekin-/4866387.html
По сюжету героиня спустя долгие годы и после многих пережитых травм возвращается в родное захолустье хоронить скоропостижно умершего отца, которого вроде бы не любила и который не слишком, мягко говоря, баловал ее девочкой, особенно после смерти матери, вместе с великовозрастным отпрыском соседки, уже разведённым и отбывающим условный срок за воровство Костиком, она должна отвезти тело родителя в райцентр на судмедэкспертизу, но внезапно мертвец заводит с ней разговор… Ситуация — диалог с покойником — в пьесе изначально задаётся фантасмагорическая, но у автора фантастическая линия разворачивается в реальной обстановке с вполне бытовыми, включая криминальные, сопутствующими подробностями. Скворцов же, вслед за «Аномальной Лизой» и «Головой» в театре «Человек», здесь и реальный, зачастую натуралистический антураж пьесы целиком переводит в сценическую, подчёркнуто театральную условность. Это театрализованное «роуд-муви» не по заснеженным просёлкам глубинки, а по закоулкам собственной психики и памяти героиня Натальи Благих предпринимает «не выходя из комнаты», но заново переживая все ранее совершенные ошибки, переоценивая отношения и с отцом, и с Костиком, и с бывшим работодателем (правда, связанная с жизнью героини в столичном городе сюжетная линия — её кульминацией становится вынужденный аборт… — в силу обратной хронологии изложения событий, где последствия предшествуют причинам, распадается на пунктир и её логика может ускользнуть от внимания). Предметным миром ее «метафизического путешествия» в таком контексте служат детские игрушки, плюшевый мишка (подменяющий и сбитую на дороге собаку, и пса, которого в своё время завел отец…), самоходный автомобильчик. А многочисленные эпизодические персонажи оборачиваются каким-то сказочными, «мультяшными» спутниками, парочкой забавных не то птиц, не то «ангелов» (и тут весьма бесхитростная, по большому счету, пьеса Загдай оказывается в одном ряду и с поэмой Венедикта Ерофеева, и с модными ныне сочинениями Романа Михайлова, в том числе инсценировкой Андрея Могучего «Сказка о последнем ангеле»… ну или близко к тому), выступающих по мере надобности и за экспертов, и за сотрудников похоронного бюро, и за соседку, и за женщину-полицейского… Помимо этих двух многоликих — а в основной своей ипостаси сугубо фантастических и воображаемых, с накладными клювами и меховыми шубейками, эксцентрической жестикуляцией и движениями (режиссёр по пластике Константин Мишин) — фигур, героев остаётся трое: сама Жанна, как она теперь себя называет, отказавшись от имени Анна, чтоб полностью оборвать нити, ведущие к детству, к отцу, к «малой родине»; мёртвый — хотя ведет он себя на сцене живее всех живых — папаша (против ожидания — и с оглядкой на альтернативные воплощения в других постановках. — достаточно импозантный персонаж с гитарой, его играет Грант Каграманян); и Костик (Иван Косичкин), пожалуй, наиболее понятный и во всей этой замороченной фантасмагории реальный «пацан».
Заданный изначально жанр, впрочем, к финалу заметно смещается в плоскость мелодраматическую и чуть ли не «святочную», что лично мне, положа руку на сердце, чуждо — благодушие, на мой вкус, чрезмерное; пафос всепрощения, всеприятия (по сравнению с пьесой режиссёром ещё более усиленный), осознание необходимости «света в конце тоннеля» я разделяю с трудом; но эффектному использованию ради пущей «чувствительности» как мелкой игровой атрибутики (вроде мишки, шарика, автомобильчика и т. п.), так и мощных выразительных средств (вплоть до все пространство спектакля накрывающего звёздного неба…) должное отдаю.
Источник: https://users.livejournal.com/-arlekin-/4866387.html