В театре “Et Cetera” стреляли

Называть премьеру в театре “Et cetera” неудачей — рано. Отозваться о нем хорошо — значило бы покривить душой. Такие легкомысленные истории, с шутками, музыкой и танцами редко когда складываются на театре с первого представления. Комические сюжеты подобны бананам и помидорам: схватив зеленый, не спешите объявлять его незрелым и нести на помойку. Может быть, и дойдет. Потому лучше всего было бы дождаться десятого или двенадцатого спектакля и по нему уже судить о том, вышло или нет.До сих пор знаменитый болгарский режиссер Александр Морфов работал в театре “Et cetera” с Александром Калягиным, которому доставались в его спектаклях заглавные роли (красноречивые свидетельства его подвижнической работы — в «Дон Кихоте» и «Короле Убю»). На сей раз Морфова призвали, чтобы доказать, что успеха он может добиться и без участия Калягина. И это — не первая попытка, когда художественный руководитель театра «ставит» на труппу без самого себя. Из раза в раз, из интервью в интервью он не устает повторять и настаивать на самобытности своего коллектива, на том, что театр давно уже доказал право на жизнь и на свое собственное место на театральной карте столицы. Но очередной спектакль «без лидера» — очередной повод усомниться в том, что Калягин прав.Вроде бы прав. Вроде бы что-то такое мерещится, брезжит. А вроде бы и нет.На сей раз театр обратился к Жоржу Фейдо, драматургу, которого на рубеже прошлого и позапрошлого веков считали мастером бульварной пьесы. С первой попытки овладеть этой, казалось бы, приступной вершиной не вышло: одну из пьес Фейдо должен был поставить Александр Пономарев (более всего знаменитый спектаклями по Хармсу и Введенскому, театральными опытами из области русского абсурда, но последний его спектакль в РАМТе — это «Таня» Арбузова), но руководство театра сочло его подход к фривольной французской драматургии неудачным. Договор расторгли, выбрали другую пьесу, другого режиссера.Не пропали и пошли в дело некоторые детали сценографии и костюмы, уже приготовленные Еленой Мирошниченко: у Фейдо почти все герои имеют отношение к кабаре, танцуют, поют, etc. К тому же, как мне показалось, Морфов использует реплики не одной, а сразу нескольких пьес Фейдо (в адекватно-легкомысленном переводе Ирины Зверевой).Дальше можно, наверное, вспомнить, что оперетки и водевили в России «призывались на драматическую сцену» во времена, к особенному веселью не располагавшие. Станиславский с Немировичем начали раздумывать над каким-нибудь водевильно-опереточным сюжетом сразу после победы Октября, в Театре Вахтангова «Мадемуазель Нитуш» сыграли вскоре после войны.Буржуазная комедия из жизни кабаретьеров, где жениться хотят абсолютно все, а матримониальным планам примерно половины мешают кое-какие прежние, официально не закрепленные связи, — ну чем еще, как не этим, занять ум и чувства в наше время, лишь на первый взгляд не пореволюционное и не послевоенное?.. Ах, лишь бы не думать о войне олигархов или войне с олигархами, о грядущих выборах (или, прошу прощения, об отсутствии такового)?!Но оперетта, как и водевиль в драматическом театре, — вещь сложная и, как говорится, обоюдоострая. В упомянутой «Мадемуазель Нитуш» были заняты уже прославленные звезды вахтанговской сцены; более близкий нам пример — «Тетка Чарлея», в телевизионном варианте — «Здравствуйте, я ваша тетя!»: Калягин, Гафт, Козаков, Джигарханян, Татьяна Васильева… Почти сплошь — знаменитости, первачи, для которых сыграть в такой «ерунде» было проще простого, но легкость, с какой давалась им эта работа, превратилась в легкость иного рода — в легкость игры, разыгралась актерская фантазия, и каждый стал досочинять характер своего героя, его странности, его «сюжет».Легкость — то, чего в “Et cetera” как раз и недостает.В «Люсьет…», где все роли отданы молодым, видна интересная, постепенно собирающаяся труппа. Но как только отыграна очередная порция театрально-цирковых шуток и гэгов, остаешься снова один на один с вопросом: как играть оперетту? Надо ли так увлекаться жанром, лишая сцену живых людей и оставляя одни только маски — первого героя, любовницы, интриганки и т. п.? Спектакль играют гурьбой, которая, кажется, так и перемещается по сцене сразу — все вместе, из одного конца в другой. Почти все без исключения стараются, отчего все, что выпевается и вытанцовывается, выходит с некоторой натугой, когда нельзя сказать, что все идет как по маслу.Из общего шума удается вычленить голоса двоих или троих. Владимира Скворцова, до сих пор более всего знаменитого ролью Обломова в спектакле Центра драматургии и режиссуры под руководством Казанцева и Рощина, но тут наконец получившего главную роль в своем «родном» театре. Натальи Благих, которая играет заглавную роль звезды парижских кабаре (а ведь неплохая, оказывается, актриса). И, пожалуй, Петра Смидовича, который под занавес вылезает из гроба, чтобы ободрить одного из героев, выдать на прощанье несколько печальных шуток и спеть «Прощальную песню».Поют у Калягина хорошо, так что музыки и пения могло быть больше.