Russian сам себе страшен

Вот за что я люблю худрука «Геликон-оперы» Дмитрия Бертмана — о его спектаклях всегда легко писать. Режиссуру он понимает как придумывание театральных сюжетов, ложащихся не только поперек текста классических либретто, но и - что для оперы куда существеннее — поперек нот, и критику остается только внятно пересказать этот сюжет, сравнив его с оригиналом. В театре Et Cetera все оказалось и того проще. Сюжет за Бертмана придумала молодой, на все способный драматург Ксения Драгунская, переписавшая знаменитый мюзикл My Fair Lady в соответствии со своими представлениями о прекрасном. В основе ее текста архетипический для искусства постсоветского периода конфликт между дикой, но смекалистой Россией и цивилизованным, но глуповатым Западом. От лица нашей родины представительствует Лиза Дулина, торгующая, судя по прикиду, телом и приторговывающая в свободное от основной работы время цветами, а также ее бомжеватого вида родня. От лица Запада — английский профессор-славист Генри Хиггинс и его многочисленные ассистенты. Что по-настоящему удивляет Хиггинса при встрече с Лизой на улицах Первопрестольной, так это ее приблизительное знакомство с русской классической литературой. И в самом деле. Сложно представить себе лондонскую путану, никогда не читавшую Чосера, Милтона или на худой конец Диккенса. А вот у нас необразованные проститутки — это настоящее социальное бедствие. Еще больше поражает Хиггинса язык цветочниц. И, скажем уже безо всякой иронии, правильно поражает. Странная помесь воровской фени, подросткового арго, жаргона городских низов и сленга интеллектуальных верхов, на котором изъясняется Лиза, заставит схватиться за словарь не только иностранца-слависта, но и любого носителя русского языка, даже если он исправно посещает рынки, бары, вокзалы и общественные сортиры. Я, например, поняла не больше профессора. И вот, значит, Пигмалион-Хиггинс везет интердевочку Лизу в Лондон, предварительно спросив разрешения у ее выпивающей, закусывающей, харкающей, сморкающейся, лаптем щи хлебающей и саму себя нахваливающей родни. А там и говорит своим ассистентам: через шесть месяцев я превращу ее в настоящую леди. Глядя на Лизу, ясно понимаешь, что для превращения ее не то что в даму высшего света, а просто в человека одной лингвистики мало. Тут явно необходимо хирургическое вмешательство. И вот уже в профессоре Хиггинсе мерещится профессор Преображенский, а в его ассистентах — борментали. Особенно впечатляет то, что Лизу обучают английскому языку, посадив ее то ли в зубоврачебное, то ли в гинекологическое кресло, а одна из ассистенток профессора, миссис Пирс, ходит в белом халате и с зеркальцем на голове. Впрочем, эффектные реминисценции из «Собачьего сердца» автором явно не отрефлексированы, и в дальнейшем сюжет стремительно движется к хэппи-энду, совершив по пути не поддающиеся пересказу сюрреалистические и постмодернисткие кульбиты. Текст либретто, скажем прямо, так заборист, что режиссеру можно было бы уже и не стараться. Но он постарался. Встреча России и Запада в его спектакле напоминает встречу персонажей из «Джентльмен-шоу» с персонажами из «Деревни дураков». С нетерпением ждешь, когда же первые начнут рассказывать одесские анекдоты, а вторые не только использовать в качестве салфеток туалетную бумагу, но и лупить друг друга сковородками по головам. И где же, позволительно узнать, медведь? Так не положено, чтобы про Россию и без медведя. Напрасно г-н Бертман полагает, что массовка в стилизованных русских нарядах может заменить зооморфную эмблему нашей родины, а волапюк Лизы — все бесценное богатство российской ненормативной лексики. Иными словами, в спектакле еще есть отдельные недостатки, но в целом работа проделана большая. Особенно это касается музыкальной части. «Моя fair леди» идет в сопровождении оркестра Министерства обороны, не посаженного вопреки традиции в яму, а, напротив, болтающегося на странного вида подъемнике где-то под колосниками. Играет этот оркестр так громко, так весело, что певцов слышишь редко, а понимаешь, о чем они поют, еще реже. (На их фоне явно выделяется исполнительница главной роли Наталья Благих, чьи очевидные вокальные способности не могут заглушить даже неистовые духовые.) Совсем недавно, рецензируя мюзикл «Норд-Ост», я писала, что он больше похож на КВН. Правда, хороший КВН. Так вот «Моя fair леди» — тоже КВН, но плохой. И к мюзиклу он совсем уж никакого отношения не имеет. Мюзикл — жанр романтический. Вот, скажем, в пьесе Бернарда Шоу, чей гипсовый памятник выносят в финале на авансцену, социального пафоса много, а в сочиненной по его мотивам «Моей прекрасной леди» его вообще нет. Про любовь она. Положено так. А в России романтически не получается. В России обязательно Михаил Задорнов с сатирой, юмором и социальным пафосом из какой-нибудь щели да вылезет. Не догоняют у нас, в натуре, особенности этого жанра. Да и с чего догонять-то. В дикости живем. Туалетной бумагой рты утираем. Собственный язык выучить не можем. Шандец, одним словом. И заграница тут не поможет.