ПЕЧАЛЬНАЯ ФЕЕРИЯ

В ту пору, когда театр Et Cetera только зарождался, Александр Калягин сыграл на Новом Арбате своего Шекспира в «Смуглой леди сонетов» Бернарда Шоу. По спектаклю, поставленному Романом Козаком, было трудно понять, куда станет двигаться и как развиваться новое дело, затеянное любимым артистом. Но в роли великого Барда возникали моменты, когда Калягин словно примерял на себя шекспировских персонажей. Так, внезапно перед публикой ненадолго появлялись Бенедикт из «Много шума из ничего», король Лир. Сегодня понимаешь, что «примерка» была своеобразным протоколом о намерениях. Несколько лет отделяли «Смуглую леди сонетов» от «Шейлока» Роберта Стуруа. Венецианский купец станет одним из самых значительных и глубоких созданий в богатой биографии Александра Калягина и важнейшим событием для театра Et Cetera. Уникальным совпадением режиссерской и актерской индивидуальности двух мастеров трагикомедии. Калягину, как писал Алексей Бартошевич, «свойственен талант передавать на сцене ситуацию поражения, драмы, катастрофы в сочетании с редким комическим даром». «Шейлок» не случайно оказался долгожителем, он и сегодня – украшение репертуара Et Cetera. Новая премьера Роберта Стуруа – шекспировская «Буря» с Александром Калягиным в роли Просперо. Если попытаться обозначить жанр спектакля, то, вероятно, самым правильным станет определение «феерия». Белый кабинет Просперо с картиной, изображающей затерянный в океане остров, преображается на наших глазах. Прямоугольное полотно в раме растет и надвигается на зрителя, чудесным образом занимая все пространство сцены плывущими облаками, волнами моря, меняющими цвет, грозящими смыть «сушу» и уничтожить все живой. Название пьесы, возможно, впервые трактовано режиссером и его соавтором, выдающимся художником Георгием Алекси-Месхишвили как материализация состояния души главного героя. Еще никогда мы не видели такого мрачного, изверившегося Просперо. Многолетнее изгнание не укротило, не смирило свергнутого миланского герцога. За годы, проведенные на острове, он не смог простить измены, коварства. Он обуреваем гневом и жаждой мщения. Слово «обуреваем» - ключевое. Артист и режиссер показывают разрушительность стихии, которая не отпускает Просперо. Не случайно в руках персонажа Калягина окажутся тотемные куклы из арсенала туземца Калибана (Владимир Скворцов). Просперо колдует с ними, вешая тряпичных кукол на веревки. Тени повешенных проецируются на белые стены – жуткая метафора расчеловечивания, безумия героя. Два существа способны ненадолго удержать такого Просперо от ненависти к людям и миру. Первое – дух Ариэль (Наталья Благих), постоянно меняющий обличия. То озорной вихрастый мальчишка в комбинезоне, то бесплотный ангел, парящий над сценой – актриса одинаково пластична, изящна, воздушна во всех ипостасях. Помня Наталью еще студенткой курса Петра Фоменко в ролях Гермионы в «Зимней сказке», Варвары в «Дачниках», изумляешься не только выросшему за годы в Et Cetera мастерству, но и диапазону возможностей актрисы. Вторая привязанность Просперо – дочь Миранда (ее играет молодая Ольга Котельникова). Образ Миранды сродни Ариэлю, нежное, хрупкое создание кажется воплощенным духом. Кстати, в одной из удачных «Бурь», когда-то поставленных Борисом Цейтлиным в Казанском ТЮЗе, Миранда представала одним из Ариэлий, их в спектакле было несколько. Вездесущий Ариэль помогает Просперо творить возмездие, становясь в сцене мести Ангелом смерти. Выброшенные на остров враги во главе с королем Алонзо (его играет прекрасный питерский артист Вячеслав Захаров) не стоят сочувствия, это жалкие твари, способные пожрать друг друга ради власти. Но именно тогда, когда Просперо получает возможность отмщения, наступает момент истины и духовное перерождение, выздоровление героя. Александр Калягин замечательно играет сцену просветления: «Как странно. Проходит боль в моей душе. Я больше не питаю зла». Сняв плащ мага, он отпускает Ариэля на свободу. Еще раньше он отдает Миранду сыну неаполитанского короля (испытание, придуманное Просперо для Фердинанда, больше похоже на инсценировку). И так же легко эта пара улетает на крыльях любви, не обернувшись на оставленный ими остров. Христианский финал для Просперо не означает приятия мира. Напротив, это полный и окончательный уход от него в добровольное одиночество.