«Буря»

«Все грешны, все прощенья ждут, дабудет милостив ваш суд». Такими словами Шекспир заканчивает свою пьесу, таковже главный жизненный вывод, который он вложил вуста волшебника Просперо, которого в Et Cetera сыграл Александр Калягин. Эта роль— большая удача актера, нечасто балующего своего зрителя яркими премьерами.Александр Калягин перевоплотился вПросперо, образ которого выходит здесь зарамками традиционного— «мудрец, почти святой». Калягин играет нетого, кто познал истину идостиг просветления, ноусталого человека, который всю свою жизнь лелеял мечту омести ижил сневеселым убеждением, что люди— ничтожества. Ивот судьба дала ему шанс исполнить мщение, аон... отказался. Непотому что что-то понял, апотому что устал. Получился спектакль-исповедь, причем нестолько Шекспира, сколько режиссера— очень грустный, лиричный, осенний.Спектаклю очень не хватает легкости, светлой мудрости, такой очевидной уШекспира, иэто при том, что Стуруа санглийским драматургом небольно-то церемонился— весьма объемную пьему уложил вполтора часа. Посути своей это остов шекспировской «Бури», ееквинтэссенция итеатральная демонстрация философских выводов овсепрощении. Лихо закрученный сюжет вспектакле грузинского мэтра превратился впонятное, почти что фабульное действо.Среди девственно белых стен-экранов сидит Просперо испокойно наблюдает затем, как беснуются экранные волны исгущаются экранные тучи. Цвет исвет мешаются, иигрушечный бумажный кораблик мечется над сценой, наконец, исчезая извиду. Впереводе стеатрального языка: затонул корабль снеаполитанским королем Алонзо, его братом Себастьяном, сыном Фердинандом ипрочими вельможама наборту... Заэтим следил сберегов своего острова Просперо иего пятнадацатилетняя дочь Миранда. Она было начала упрашивать отца остановить безобразие, ноонответилей: «Ясилою искусства своего устроил так, что все остались живы». Просперо открывает дочери правду обихжизни: двенадцать лет назадон, втовремя герцог Миланский, был свергнут спрестола родным братом Антонио. Его посадили наутлое суденышко ибросили воткрытом море, разрешив взять ссобой только фолианты, «что онпревыше герцогства ценил». Так экс-герцог сдочерью попали наостров, накотором жили злой сын злой колдуньи Калибан идух воздуха Ариэль. Оба стали служить Просперо. Ивот теперь пришел час встретиться сврагами лицом клицу...Просперо у Стуруа совсем непохож надоброго, глаголящего истины волшебника изсказки. Онзлой ижелчный, часто срывается накрик, нервничает иследит безумными глазами затем, как ведут себя враги наего острове. Что онвидит? —все теже мелкие обиды, страшные ссоры, подлости инелепости... «Наглядное пособие» людских грехов вызывает внем отвращение иужас. Просперо никого изних непытается наставить напуть истинный, принудить покаяться или осознать, онпросто наблюдает. Иногда сложным спокойствием, чаще— сраздражением.Ариэль, которого у Стуруа играет женщина (Наталья Благих), делает все, чтобы мелкое и гнилое в«гостях» Просперо стало еще очевиднее. Юркая как зверек, она сплетает цепь событий, тасует героев как колоду, подталкивает ихксамым омерзительным действиям, вытаскивает наружу все самое порочное в них.Дети враждующих отцов Миранда и Фердинанд тем временем волшебным образом влюбляются друг вдруга, отчего Просперо, ранее желавший этого, становится все мрачнее.Весь этот аттракцион интриг знатной челяди заставляет его осознать ипроизнести вслух шекспировскую формулу: «Мы созданы извещества тогоже, что наши сны, исном окружена вся наша маленькая жизнь». Вэтих словах Просперо-Калягина неслышно мудрости, одна только желчь иотчаяние. Даивещи-символы, окружающие Просперо вэтот момент, наводят мысли отнюдь необлагости хозяина положения.Просперо вешает себе нашею тряпичных врагов исовершает что-то вроде обряда Вуду. Онраспинает накресте ихтени, мечтая тоже проделать среальными людьми. И ему это почти удается, как вдруг приходит понимание: лучше бы простить. Вообще ивсех. Поправде говоря, это внезапное озарение смотрится неслишком убедительно, но философский посыл очевиден: ирежиссер, иактер вслед заШекспиром хотят сказать человечеству неотом, что оно виновно, аотом, что оно прощено. Иэто другой, уже скорее библейский, вопрос— можноли простить иполюбить своих врагов водночасье?Заоформление спектакля отвечают декорации давнего друга ипомощника Стуруа Георгия Алекси-Месхишвили. Они, безусловно, очень эффектны— полет героев, затейливые круги изнаки, плывущие постенам, неоновое освещение, мечи, банки-склянки алхимиков икаббалистические символы... все это напоминает мир фэнтэзи. Но... неочень созвучно спектаклю-исповеди.В финале Просперо снимает плащ мага, оставаясь висподнем, прощается сосвоим Ариэлем. Бойкий дух обнимает хозяина инапоследок разыгрывает его, подарив коробку, вкоторой оказывается бомба измуки. Просперо сбелым лицом будет еще больше похож нагрустного клоуна. Ислова его прозвучат еще пронзительнее: «...мой окончен век, яслабый грешный человек». Вот кого вконечном итоге сыграл Калягин, ивот вчем признался Шекспир всвоей пьесе-завещании.