Премьера спектакля "Мандат": как театр Et Cetera отметил свой юбилей

Премьера спектакля "Мандат": как театр Et Cetera отметил свой юбилей

Театральный и музыкальный критик, заместитель главного редактора журнала "Театральная афиша столицы" Ольга Романцова делится впечатлениями от постановки

"А мандата не хочешь?" — кричит Павел Сергеевич Гулячкин, вытаскивая из кармана внушительную красную книжечку. А потом с ловкостью фокусника еще одну, а потом еще… Владимир Панков, поставивший к юбилею театра Et Cetera забытую пьесу Николая Эрдмана "Мандат", "утроил" документ, ставший причиной комических и драматических событий. Панков — актер, музыкант, режиссер, художественный руководитель студии SounDrama и художественный руководитель московского театра ЦДР, по обыкновению, перевел текст Эрдмана на язык саундрамы (так обозначен в программке жанр постановки). Спектакль получился "остротеатральным", музыкальным, динамичным и наполненным мощной энергетикой.

Коммунист для приданого

Театру Et Cetera под руководством Александра Калягина 2 февраля исполняется 30 лет. Александр Александрович, его основатель и бессменный художественный руководитель, создал театр в 1993 году вместе со своими выпускниками, открыв его историю премьерой "Дяди Вани" по пьесе Чехова. В юбилейный день рождения в театре, по словам пресс-службы, решили не устраивать торжественного вечера, а сыграть премьеру — "Мандат". Владимир Панков шел к этой работе больше десяти лет: увидев в Центре им. Мейерхольда афишу спектакля, он решил, что обязательно поставит эту пьесу Эрдмана, и наконец осуществил мечту. "Мандат", в отличие от "Самоубийцы" Эрдмана, в СССР практически не ставили. Слишком опасно для тех времен звучал текст: к примеру, на опасения Гулячкина, примут ли его в партию, его мамаша Надежда Петровна отвечает: "Ну что ты, Павлуша, туда всякую шваль принимают".

В пьесе семья Гулячкиных живет в коммуналке вскоре после провозглашения НЭПа в 1920-х годах. Бывшие владельцы прачечной пытаются лавировать и усидеть на двух стульях: выжить можно, только приспособившись к новым жизненным условиям, но если "перековаться" в сторонников революции, растеряешь друзей и знакомых. Поэтому картины на стенах их комнаты в коммуналке двухсторонние: на обороте "Верую, Господи, верую" красуется портрет Карла Маркса. Подглядев через дырочку, кто стучится в дверь, Павел Гулячкин поворачивает картины нужной стороной. Его сестру Варвару возьмут замуж, только если будет "коммунист в приданое" (в партию должен вступить сам Павел), это хоть какая-то гарантия безопасной и спокойной жизни. Но то ли из страха, то ли потому что нет коммунистов, способных его рекомендовать в партию, герой сам себе выдает мандат.

Другая сюжетная линия связана с подлинным платьем императрицы Александры Федоровны, попавшим в квартиру. Горничную Гулячкиных Настю, примерившую наряд, по ошибке принимают за великую княжну, дочь Николая II, и затаившиеся было монархисты решают, что возвращаются добрые старые времена. А еще в руки Павла попадает револьвер...

Саундрама и умирающий лебедь

Музыка в спектакле не менее важна, чем текст Николая Эрдмана. Она не просто создает атмосферу и аккомпанирует настроению героев, а задает ритм действия (иногда кажется, что оно, как в опере, развивается по музыкальной партитуре) и меняет сценическую реальность — некоторые реплики произносятся в музыкальном ритме. Струнные и духовые инструменты то плачут, то кричат, то хохочут. У спектакля сразу два композитора — Артем Ким и Сергей Родников. В их сочинении есть импровизации на тему песен 1940-х годов — "Дорогие мои москвичи", которую низким хриплым голосом в джазовом ритме поет Варвара (Наталья Благих), и "Моя любовь", блатной шансон и "Однажды мир прогнется под нас" Макаревича из конца 1990-х. Не менее важны, чем музыка, сочетания звуков — вскрики, скрипы, стуки, выстрелы. Эксперименты на сцене неожиданные: в одном из эпизодов шарманщик выбивает ритм кулинарной металлической лопаткой по сковороде, а его коллега дополняет партитуру, манипулируя иглами двух старых патефонов.

Панков расширяет временные и жанровые рамки пьесы. В спектакле нет суровых постреволюционных реалий. Хотя раздвинувшийся занавес открывает холодное пространство огромной коммунальной квартиры. Художник Максим Обрезков выстроил на сцене павильон, где обшарпанные двери комнат располагаются друг над другом аж в три этажа, такие же двери есть и на потолке. Яркие пятна в этом черно-белом пространстве — две красные металлические лестницы, двигающиеся по сцене, еще здесь ездит старенький телевизор из 1960-х.

Жильцы подслушивают и подглядывают друг за другом. Забив гвоздь в хлипкую перегородку, можно уронить горшок с лапшой прямо на голову соседа, и тот придет выяснять отношения, "украшенный" горшком и причудливо свисающими из него "лапшинками". Комната Гулячкиных выглядит здесь как крошечный островок уюта. Но стоит занавескам на заднике раздвинуться, мы оказываемся в кабаре: мужчины и женщины поют и звенят бокалами. Список действующих лиц и авторские ремарки читает Следователь (Елизавета Рыжих): она то следит за происходящим со стороны, то участвует в нем.

У актеров сложный грим: на набеленных лицах нарисованы стоящие домиком черные брови. У мамаши Надежды Петровны (Наталья Баландина) накладной нос, актриса говорит, что впервые выглядит на сцене так гротескно. У каждого из героев своя пластика: созданием партитуры занималась хореограф Екатерина Кислова, фантазируя на тему биомеханики Мейерхольда. Азартная мамаша, несмотря на согнутую спину, носится по сцене, как торпеда. Сестра Гулячкина Варвара, из-за грима похожая на печального Пьеро, стоит на пуантах, выполняет балетные экзерсисы, а в одной из сцен танцует под "Умирающего лебедя" Сен-Санса. "По-моему, я играю погибшее декадентское искусство: балет, вокал, какие-то нахватанные поэтические образы. Все это погибло безвозвратно, никому не нужно, и замуж никто не возьмет", — шутит актриса Наталья Благих.

Безумие и паника

Григорий Старостин (Павел Гулячкин) впервые получил главную роль и играет ее виртуозно. Из проныры, себе на уме, который лавирует, изгибаясь в такт словам, и пытается мимикрировать, он, получив мандат, вырастает в маленького "фюрера". Красная книжечка в кармане будит безудержную фантазию, и он с вдохновенностью Хлестакова врет, что откроет гастрономический магазин, что дружен с Чичериным, и кричит: "Я теперь всю Россию на Варваре женю!"

Панков, обладающий уникальным свойством — слышать ритм времени, считает, что главная тема нового спектакля — "безумие и паника. Когда человек абсолютно неадекватен. Удивительно, как это совпадает с сегодняшним временем, удивительно, как резонирует этот текст". В начале спектакля, едва к роялю подойдет пианистка в изящной шляпке и сыграет первые ноты, на сцене появится толпа людей с чемоданами. Всю постановку они будут метаться в поисках чего-то, то появляясь, то исчезая и волоча чемоданы за собой. В финале поднимутся по лестнице и исчезнут в широко открытых дверях. Нашли ли они то, что искали? Вопрос остается открытым. И Следователь снова хладнокровно начинает читать список действующих лиц, с которого начинался спектакль.

Ольга Романцова

Источник: https://tass.ru/kultura/16945085