Партитура экстаза и ломки

Композитор Владимир Панков, руководитель «Пан-квартета» и автор театральной музыки, поставил свой третий спектакль — по булгаковскому «Морфию» (первыми двумя были «Переход» и «Док.тор»). Рождение наркотической трагедии из духа современной музыки оказалось очень энергичным и получило определение жанра — sounDrama.Маленький Эфросовский зал театра “Et cetera” чуть не лопнул от наплыва звуков. Ритмично падали деревянные скамейки. Цокала на «пуантах» цинковых кружек фельдшерица Анна Кирилловна. Гремел Верди, и бравый мужской хор в сатиновых трусах и кирзачах заходился в экстазе: «Мор-р-рфий!» Панков аккуратно ампутировал доктора Бомгарда, который, став свидетелем гибели своего однокашника доктора Полякова, потом читает его дневники, больше смахивающие на историю болезни. «Морфий» рассказан от первого лица врача-морфиниста, которого бросила жена — оперная певица и который оказался врачом в сельской больнице, где сердобольная фельдшерица однажды сделала ему обезболивающий укол с морфием.Роль морфиниста потребовала от Алексея Черныха недюжинной физической выносливости. Начиная с того, что в прологе, пока зрители рассаживаются, он долгое время сидит на корточках в одежде явно не булгаковских времен. (Эти джинсы с футболкой современного наркомана в финале останутся лежать на помосте — человеческое тело из них буквально испарится.) И кончая тем, что львиную долю спектакля ему надо будет натуралистично изображать наркотическую ломку, да еще и попадая при этом в такт полностью ритмизованного действия. К чести молодого актера, в этой бешеной гонке экстаза и ломки он сумел сыграть и лирическую интермедию. Помогла ему в этом партнерша — Татьяна Владимирова (Анна Кирилловна). «Я?! Господи, неужели я?» — точно спрашивают ее глаза, виноватые от случайного, точно ворованного счастья, когда юный доктор, почти мальчишка, вызывавший у нее нежную симпатию, вдруг робко к ней потянулся.Владимир Панков мастерски сочиняет звуковую ткань спектакля, где любой жест, движение, созвучия в словах становятся своеобразными «нотами». Это тот нечастый случай в нашем театре, когда по спектаклю действительно можно составить партитуру.«Партитура спектакля» — мейерхольдовское определение, а Валерий Фокин однажды предпринял наглядную попытку записать спектакль нотами, значками и рисунками, издав партитуры своих спектаклей «Превращение» и «Нумер в гостинице города N».Всегда приятно видеть в театре гармонично выстроенный сценический текст. Однако все смыслы небольшого, да к тому же еще и укороченного булгаковского рассказа исчерпываются гораздо раньше, чем заканчивается «Морфий» сценический. А динамичную структуру текста с выдранными самим Поляковым страницами своего дневника все равно можно оценить только при чтении.