Пресса
5:00
2024
2023
2022
2021
2020
2019
2018
2017
2016
2015
2014
2013
2012
2011
2010
2009
2008
2007
2006
2005
2004
2003
2002
2001
2000
1999
1998
1997
1996
1995
1994
1993
0:00
Фарс написан, фарс и поставлен
Мария Львова
"Вечерний клуб" ,
24.01.2002
Жестокий дебил у власти. Тема острая, но не совсем подходящая для обсуждения на театральной страничке, не правда ли? И тем не менее: театр представляет — зритель внимает. Папаша Убю — это толстопузый кретин, алчный, сварливый и абсолютно безнравственный. Ему под стать и супруга — крикливая, вероломная мамаша Убю. Подло укокошив короля Венцеслава с наследниками, парочка захватывает трон и властвует в стране, вешая направо и налево, наживаясь, обманывая всех, в том числе друг друга; при этом отчаянно сквернословит и рукоприкладствует. Пьесу-фарс «Король Убю» написал в конце позапрошлого столетия четырнадцатилетний француз Альфред Жарри. Позже в ней увидели предсказание мировой истории: самые одиозные и кровожадные тираны двадцатого века как две капли воды походят на отвратительного папашу Убю. Александр Калягин, создавая этот упрощенно собирательный образ властителя, наделил его, помимо простодушной тупости, изрядной долей непосредственного артистизма и обаяния почти животного свойства. Близко посаженые глазки вечно глуповато таращатся, на размалеванной физиономии то блуждает бессмысленная улыбка, то щерится злобная гримаска. Фарс написан, фарс и поставлен: здесь бьют по голове палками, комично путаются в горностаевой мантии; пушечные ядра сделаны из резины, кони — из дерева; самые употребительные слова — из лексикона учеников общеобразовательной школы: «жопа» и «дерьмо», а также любимое выражение калягинского папаши Убю — «ёкарный бабай» (право, затрудняюсь с написанием). Шумная толпа вертлявых идиотов-шутов выкрикивает то площадные грубости и незамысловатые соленые остроты, то - в щекочущей близости от первых — фразочки, звучащие социально и политически актуально. Стилистика ярмарочного кукольного театра, в котором деревянные и тряпичные «актеры» вперемешку с оглушительными скабрезностями выдавали политические намеки и социальную сатиру, выдержана достаточно точно. Даже пластика персонажей напоминает резкие и не слишком разнообразные движения грубых перчаточных Петрушек. Конечно, поразить смелостью высказывания на фоне Хрюна со Степаном и Шендеровича с «Куклами» практически невозможно, но создатели спектакля, похоже, и не претендуют на сиюминутную злободневность. История папаши и мамаши Убю разворачивается «в Польше, то есть нигде». Проблемы, связанные с властью и властителями, в разных странах и в разные эпохи отличаются в оттенках, но одинаково ужасны по сути. Спектакль постоянно балансирует на грани между кукольно-фарсовым идиотизмом и настоящим общественно-политическим серьезом, а, точнее, перепрыгивает из одной крайности в другую. Сцена в деревне, в которой Убю с приспешниками палками выколачивает из беспомощных крестьян очередные, только что измысленные налоги, выглядит гротескно-игрушечно, но одна из миловидных пастушек отчетливо беременна. Палка, пусть даже и бутафорская, занесенная над ее беззащитным животом, мгновенно стирает всякую шутливость с эпизода. Забавны игровые сцены повешения богатых дворян: висельники, немного покорчившись в своих петлях, начинают превесело раскачиваться и приплясывать, да еще и не забывают кокетничать с барышнями. Но, даже завидуя их пружинистым акробатическим танцам, помнишь о том, что на их шеях — веревки. Стильная и мобильная сценография спектакля (питерский художник Эмиль Капелюш) почти универсальна — в этих изобретательных драпировках и складных «интерьерах» можно сыграть что угодно. Эта необезличенная универсальность также подчеркивает вневременную значимость тем. В интервью, данном незадолго до премьеры, Александр Калягин сказал, что театр старается создать «фарс, после которого остается горький привкус во рту». Задача в общих чертах выполнена: сыгран забористый, жесткий фарс и от него рождается неявное, но весьма неуютное чувство совпадения с реальностью.