«Драма на охоте»: смертельная доза

В Et Cetera состоялась премьера с участием актера Даниила Страхова. Те, кто ожидает увидеть его в привычном амплуа, будут удивлены. Страхов предстает в образе антигероя. Его Камышев — человек страшный, неверующий ни в Бога, ни в черта, ни в себя самого. Новый спектакль в Театре Калягина поставил Антон Яковлев. К этому режиссеру театралы стали присматриваться, главным образом, после «Дуэли» и «Крейцеровой сонаты» в МХТ им. Чехова. Теперь, в «Драме на охоте» Яковлев поднимает по сути тот же вопрос — что есть человеческое сознание, что есть противоборство темного и светлого начал в ней. Яковлев выступил не только как режиссер, но как автор инсценировки. И, надо сказать, пьесе это пошло только на пользу. Раннему произведению Чехова (кстати, сам писатель не любил его и никогда не упоминал) присуща некоторая незрелость и жанровая небрежность (это и детектив, и фарс, и мелодрама одновременно). Слишком не очевидны выводы, запутана человеческая история. Да и уголовная проблематика существенно снижает градус личной драмы. Однако и здесь виден будущий чеховский гений — пристальное внимание к человеку, к мотивам его странных и нелепых поступков. В «Драме на охоте» точно так же, как классических пьесах, «препарируется» герой, который не разучился думать, но не умеет любить, не способен на доброту и чуткость. Яковлев этот чеховский мотив сделал основным, и спектакль стал похож на подробное психологическое исследование. Неприятное, но необходимое. Камышев Страхова — наглядное пособие по взвращиванию в себе зла. Сначала это красивый, богатый человек без обязательств, не особо талантливый, несколько равнодушный ко всему, но не намеренно жестокий. В финале же это преступник и трус, заблудившейся в свое душе как в лесу, в котором он убил Ольгу. Мотивы убийства Ольги престранны — это не ревность, не гордость. Притворяющаяся невинной девой, тщеславная и хитрая героиня стала для него воплощением его жизненной неудачи, духовной нищеты. Он убил ее, желая убить самого себя. Точнее беса внутри себя. Странная тяга ко всему преступно-дьявольскому разрушила Камышева изнутри. Страхов справился с непростой ролью. Метаниям и мукам его героя веришь сразу. И сразу инстинктивно брезгуешь, отстраняешься. Удачна сценография спектакля. Декорации выстроены таким образом, что у зрителя рождается ощущение, что деревянный настил, обращенный к ним, другой стороной уходит в бесконечность (туда, где разрешаются все вопросы, падают все шоры). Стены укутаны сначала в нежно-белый, затем черный шелк, с потолка свешиваются деревянные доски, угрожающе раскачивающиеся на ветру. Символичен яркий костюм на главной героине Ольге. В такое же, как у нее, красное платье одеты с десяток тряпичных кукол, которые то возникают, то исчезают на сцене. В финале куклы будут распяты на вышеупомянутых досках, подвешенных к потолку. Претенциозность сценографии тщательно продумана, все символы ярки и мелодраматичны. Страшная музыка (какой-то нарастающий гул и скрежет) тоже к месту. Душевное состояние Камышева проецируется в визуальные образы и музыкальные репризы. Такой мрачный Чехов очень похож на Достоевского. Поклонникам темы самоедства сильные впечатления гарантированы.