Подписка на новости
Поиск по сайту
Версия для слабовидящих
Заказ билетов:
+7 (495) 781 781 1
Пушкинская карта

МОСКОВСКИЙ ТЕАТР «Et Cetera»

Et Cetera

художественный руководитель александр калягин

главный режиссер Роберт Стуруа

Пресса

Человеческое лицо терроризма

Ольга Нетупская
"Страстной бульвар , 01.03.2007
Новое название в афише московского театра “Et cetera” под руководством Александра Калягина — «Пожары». Собственную пьесу поставил канадец ливанского происхождения Важди Муавад. Его имя уже известно в Канаде и Европе, а вот в России прозвучало впервые.Пьеса «Пожары» — вторая часть трилогии Муавада, в которую входят также «Побережье» и «Леса». Написанные на разные сюжеты пьесы объединяет мысль о том, что надо помнить свои истоки. От этого никуда не денешься. Куда бы ни забросила тебя жизнь, рано или поздно «голос крови» позовет — и тогда тебе предстоит долгое и, возможно, мучительное возвращение к своим корням, предкам, истокам. Но только так ты можешь понять себя, обрести смысл, с которым должен прожить данную тебе жизнь.Волей-неволей говоришь о «Пожарах» Муавада в таком высоком стиле, хотя пьеса на самом деле захватывающая — отличный детективный сюжет, эдакая крепкая театральная беллетристика с элементами софокловского «Эдипа» и одновременно явным «ближневосточным следом». Можно, пожалуй, сравнить ее с фильмами Тарантино, скажем, обеими частями «Убить Билла», только ориентальный орнамент — не японский, а арабский. В общем, спектакль держит внимание от начала до конца, и ты, сидя в зале, невольно шевелишь губами, пытаясь разгадать головоломку вместе с героями на сцене. Раскрывать сюжет детектива — последнее дело, но в самых общих чертах он выглядит так: умирает женщина Науаль Марван, оставляя «в наследство» своим детям, близнецам Жанне и Симону, красную тетрадь, зеленую холщовую куртку, отмеченную порядковым номером, и два запечатанных письма. Из этих осколков героям и предстоит собрать целое, но каждая из «шкатулок» — настоящий ящик Пандоры, открывая их, близнецы выпускают наружу ту страшную правду, что прежде сдерживало молчание матери.Для Муавада принципиально важно его собственное происхождение. Он родился в конце шестидесятых в ливанском Бейруте. Позже его семья эмигрировала сначала во Францию (Париж), а затем — в Канаду (Квебек). Но память о том, куда уходят его корни, наполняет все то, что он делал и делает. Отсюда — исторический фон пьесы и конкретного российского спектакля, восточный, арабский колорит. Его отпечаток лежит на всем — от напряженного ритма барабанов и ощущения пряного и жаркого вечера, до высокого градуса актерской игры, эмоциональности, не свойственной традиционной русской школе. Иногда, правда, напряжение зашкаливает, так что хочется сказать: «Не надо слез на сцене, они должны быть в зале». Но в целом такое решение принимаешь, тем более что и привычного психологического, подробного построения образов в спектакле тоже нет. Каждый актер играет, скорее, ту или иную маску: скажем, Нуаль в молодости — Наталья Ноздрина, в зрелые годы — Марина Чуракова, на смертном одре — Татьяна Владимирова — это символы, некие обобщения человеческих устремлений и трагедий, желаний и потерь, надежд и разочарований. В чем-то театр Муавада отсылает к эпическому театру Брехта, правда, по сравнению с последним канадцу важны не столько мотивы социальные, сколько общечеловеческие. Впрочем, социальный фон в «Пожарах» тоже значим. О нем нужно говорить отдельно. В каком-то смысле та тема, которую поднимает театр, стала открытием. Мы, так или иначе, существуем в этой проблеме, живем с ней — средства массовой информации, хотим мы того или нет, постоянно погружают нас в нее. Сегодня уже как-то даже странно, что можно жить без мысли о терроризме, о молодых смертницах в поясах, напичканных взрывчаткой, о войне, которая идет исподволь, захватывая не солдат, но тех, кого она, казалось бы, должна была коснуться в последнюю очередь. В театре разговор на эту тему вести как-то не принято. Разве что в отдельных опытах документального театра. Но так, чтобы на большой сцене театра, который возглавляет народный артист России, героиня повязывала пояс террористки-смертницы, а со сцены звучал предельно жесткий текст о том, что несет с собой война, о цепной реакции смертей, о том, как боевик вынуждает старую мать выбрать из троих своих сыновей одного — его она тем самым спасет, а остальных он расстреляет, — такого никогда еще не было! И это тот смелый шаг, который сделать рано или поздно было необходимо. Мы устали от безразлично мелькающих лент новостей и в то же время понимаем необходимость театра, который бы достойно говорил о проблемах социальных, политических. Как ни странно, но сегодня оказалось очень важно посмотреть на войну и терроризм, обретшие человеческое лицо, — видеть лица жертв и палачей, услышать их истории. При этом театральные приемы, на которых Муавад выстраивает «Пожары», — очень внятные, простые. Лобовые — вот, пожалуй, самое точное определение. Все предельно обобщенно и одновременно узнаваемо. Это, в том числе, заслуга художницы Изабель Ларивьер (Канада) и художника по свету Эрика Шампу (Канада), Студии “Soundrama”, написавшей музыку к спектаклю. Например, сцена родов Науаль — одна из самых сильных в спектакле — решена с использованием всего нескольких сценических предметов. В приглушенном свете, напоминающем полутуман вечера в жаркой стране, на сцене выстраиваются актеры в черных балахонах, Наталья Ноздрина — Науаль забирается на небольшую раскладную лестницу-стремянку, под которой пролезает женщина с жестяным ведром. Одновременно — жесткий ритм барабанов и разносящееся эхом пение-плач, мольба. Так несколько штрихов набрасывают историю девушки, ощущение страны и вместе с тем создают убедительный и сильный театральный символ. Вообще, Муаваду интересны приемы, близкие, скорее, эстетике кино — так что в спектакле есть несколько узловых сцен, сделанных по тем же принципам, что и сцена родов.В «Пожарах» — удачные актерские работы. Сложный, интересный образ создает Валерий Панков — один из самых интересных актеров театра. В его снайпере есть что-то и от натянутой ухмылки рыжего клоуна, и какая-то пугающая взнервленность, и черный юмор — когда он направляет ствол своего автомата в зал, шутя, целится и стреляет — по-настоящему смешно, хотя некоторые зрители и пригибают головы. Значит, шутка удалась. В огромных аудионаушниках он что-то напевает, легко и ненавязчиво, а затем так же легко убивает фотокорреспондента, потом забирает его камеру — потому что сам увлекается фотографией: снимает своих жертв. Эту историю Панкову удается рассказать артистично, словно актер только намечает ее несколькими штрихами, но за «черными» гэгами — ужас той трагедии, которая откроется в финале, перейти к ней актеру удается тоже мастерски. В сцене суда он уже совершенно другой — стильный, с сединой, благодаря своему высокому росту и худобе держится как натянутая струна, и только одно выдает в нем прежнего снайпера — какая-то страшная сумасшедшинка в глазах. Так сыграть ее, думаю, не многие могут.В работах Марии Скосыревой и Марины Чураковой, Натальи Житковой и Алексея Черных, Татьяны Владимировой, Сергея Тонгура есть и боль, и сострадание, и примирение, которое ищут на протяжении всего спектакля и которое все-таки удается обрести в финале. И происходит это не натужно, фальшиво — политкорректно, потому что так надо, а по-настоящему, от сердца.«Пожары» — четвертая премьера «Et сetera» в этом сезоне. Не даром ведь руководство театра назвало его «сезоном премьер». Сначала на малой сцене Владимир Панков вместе со студией “Soundrama” выпустил «Морфий» — инсценировку булгаковского рассказа. После небольшого перерыва премьеры вообще пошли чередой: молодой режиссер, выпускник Мастерской Сергея Женовача Уланбек Баялиев поставил не имеющею сценической истории в России пьесу Бертольта Брехта «Барабаны в ночи»; худрук театра Александр Калягин показал зрителю историю о жизни театрального люда в спектакле «Подавлять и возбуждать» — пьесу специально для мэтра написал небезызвестный автор «новой драмы» Максим Курочкин; и, наконец, Важди Муавад ставит свои «Пожары». Каждый спектакль — и речь сейчас не идет о тех или иных удачах и промахах — становился своеобразным открытием: «андеграундного» режиссера в рамках репертуарного театра; вчерашнего гитисовского выпускника; пьесы; одного из самых интересных на сегодня франкоговорящих режиссеров и его пьесы. Но, что самое главное, в каждом спектакле занята молодая труппа театра — и сегодня уже можно говорить о том, что она есть. Заняты, в основном, актеры совсем молодые и пока еще не успевшие приобрести широкой известности (в театре же есть, например, Владимир Скворцов, знаменитый Обломов, герой так называемого «нового театра») — еще вчера они мелькали в эпизодах спектаклей Стуруа и Морфова, некоторые вообще только пришли в театр. Да и те, кто на отсутствие ролей не жаловался, неожиданно показали себя с новой стороны. В общем, актерам есть, что играть, а у театра, соответственно, есть, кого представить, для кого ставить.