«Ничего себе местечко для кормления собак» сосредоточен на опустошении

Мы уже знаем о том, какая большая работа была проделана перед тем, как первые слова «Ничего себе местечка для кормления собак» Тарика Нуи раздались на сцене театра «Et Cetera». Декорации Георгия Алекси-Месхишвили – это собственный мир. Это пост-апокалиптическая территория, где старое пианино, покосившись, ввалилось в землю, книги валяются заброшенно рядом с мусорным баком, а на заднем плане – старая, разбитая машина покрыта пылью. Среди всего этого поля обломков расставлена группа пронумерованных предметов. Это могильные плиты? Но после более внимательного рассмотрения, когда ты замечаешь старый, оборванный экран, висящий на заднике, ты приходишь к выводу, что пристально рассматриваешь все эти разрушения, напоминающие старый кинотеатр. А эти пронумерованные объекты – все, что осталось от зрительских сидений. И действительно, после того как пианистка (Элен Терни) занимает свое место за пианино, какие-то обрывки сцен Греты Гарбо и Джона Гилберта в фильме «Плость и дьявол» начинают оживать на экране. Но как только в фильме раздается выстрел пистолета, взрыв сотрясает сцену. Как только пыль оседает, внушительная непрошенная фигура поднимается как бы из нутра земли и пристально всматривается в наши лица. В роли Старика, который поднимается из преисподней, Александр Калягин захватывает нас врасплох немедленно. Его свирепая экспрессия и его похожее на медвежье тело предвещают агрессию и силу. Вопреки ожиданиям, он начинает говорить тоненьким и слабеньким голосочком. И это полное несочетание приводит нас в восхитительное смущение. Спектакль только начался, а мы уже сомневаемся в том, что как мы думали, мы знаем об этом. Пьеса Нуи кидает старого торговца оружием в компанию молодого человека (Сергей Давыдов) и молодой женщины (Наталья Благих), оба хотят купить оружие по разным причинам. Это история, в которой жертвы и насильники меняются местами мгновенно, притом, что ощущение рока, довлеющего надо всеми, не меняется никогда. Старик Калягина – развалина, но вместе с тем, он не так измучен, как мог бы быть. И, тем не менее, после всего он уговаривает молодого человека отказаться от идеи совершить самоубийство. Правда, затем он превращает его в некое подобие собаки-раба, который бегает и приносит палки, когда он кидает их посреди обломков. И он убеждает молодую женщину убить молодого человека, чтобы удовлетворить глубоко засевшую в ней жажду возмездия. Но этот чудаковатый старикашка отмечен чем-то иным, нежели злом. Холодный, усталый и безразличный – его все время ведут его богатые знания и опыт. Он знает, что люди безнадежно захвачены их разрушительными и саморазрушающими инстинктами, и, так как никто и никогда не сможет этого изменить, он не видит причин, почему бы ему не воспользоваться этим в своих интересах. «Я негодяй», – просто говорит он о себе. «Вот моя профессия». Игра Калягина иногда – просто блестящая, сочетает глубокий цинизм и усталую мудрость в этой пустой болтовне, в упаковке мне-наплевать-но-я-знаю-больше-чем-я-показываю. Он смешной, неожиданно пугающий и довольно часто замечательно сознательно-раздражающий. Актеры вокруг Калягина делаю то, что и ожидают от вспомогательных артистов. Они создают необходимые отступления, фон и оправдания для его действий, при этом они не развиваются сами как индивидуальности, интересные или важные сами по себе. Несколько ходов и поворотов сюжета пьесы, также как и развитие характеров, довольно шаблонные. Возможно, это было решение Нуи, попытка поиграть с клише – человеческими характерами и их взаимодействием. И я должен сказать, это быстро уводит действие от каких-то действительно непредсказуемых заключений, несмотря на то, что фигура старого торговца оружием – превосходное достижение. «Ничего себе местечко для кормления собак» – первая московская постановка грузинского режиссера Роберта Стуруа после того, как он покинул Театр Руставели в Тбилиси в 2010 и стал главным режиссером в театре «Et Cetera». Его рука чувствуется в каждом тире и запятой в тексте. Вы безошибочно узнаете постановку Стуруа, она старается быть необычной, в хорошем ритме, подкрепленная юмором и атмосферой чего-то важного. На чем спектакль спотыкается – попытка придать вес этой истории. По привычке метить в большие цели, но попадать в малые. И перещелкивает только в те моменты, которые некоторым образом связаны с калягинской загадочной игрой продавца смерти и разрушения.