Музыка в снегу. Попытка услышания

Актёрское чтение стихов… Произнесение стихотворных текстов вообще, в принципе, — самими поэтами либо другими более-менее умеющими артикулировать людьми. Материя тонкая, деликатная. Между, условно говоря, «мхатовской» манерой с сильной аффектацией и акцентированием эмоций с паузами и жестами, и просто монотонным ровным произнесением, которое, возможно, даже больше подходит для считывания смыслов, есть ещё много разных манер.

Скажем, поэты Серебряного века (Волошин, Гумилёв, Есенин, Маяковский), как мы можем слышать по сохранившимся записям, читали отнюдь не театрально, тем не менее, в их произнесении есть ощущение некоей «горнести», «надмирности», перехода от обыденной речи к «священному акту», акту проговаривания того, что продиктовано свыше.

А вот в XXI веке саундпоэзия и фестивали голосового стиха раздвинули рамки и беспощадно разбили стереотипы классической подачи текстов, добавив туда и чтение нараспев (зонги), и скандирование, и речитатив, и шаманские завывания, и рычания, и элементы перформанса….

Всё это я к тому, что доверить услышание и прочтение своих кровных текстов для поэтов — дело почти самоотверженное. Это можно уподобить тому, как чужой человек заходит в твою квартиру, начинает там хозяйничать, передвигать вещи, раскладывать свои, приносит свои запахи и энергетику. И вот тут срабатывают внимание, слух и деликатность, уважение к чужому миру. Не всегда такой гость оказывается желанным.

Собственно, проект «Поэзия XXI век. Авторское/актёрское прочтение», организованный Ольгой Матвеевой при поддержке проекта «Культурная инициатива» на сцене театра «Et Сetera» — это как раз об этом. Попытка, если так можно выразиться, починить испорченный телефон, наладить понятийный контакт между миром актёров и миром поэтов, которые довольно замкнуты и герметичны. Это одновременно и взаимное «ощупывание», «нащупывание» интересов, тенденций. Можно сказать, знакомство.

Такой эксперимент пришёлся по душе художественному руководителю театра Александру Калягину, и вот в мае прошла уже четвёртая «серия». Конечно, как в любом эксперименте, была доля риска: за время проекта выяснилось, что некоторые поэты были не очень довольны актёрской интерпретацией своих текстов… Однако общее ощущение от встреч такое, что контакт есть и проект успешен.

На что это похоже? Всё вроде как обычно в театре: средней величины зал, чарующая полутьма, свет ламп и софитов. Разве что сцена отделена от зрителей всего двумя-тремя ступеньками. Но — и не как обычно. Потому что и авторы, и актёры уже находятся на сцене, рассевшись за круглыми и квадратными столиками и на ступеньках. И в этом расположении, в позах, повороте голов изначально и, может быть, невольно подозревается некая пантомима.

Как это ещё можно назвать? Напрашивается словосочетание «отпущенные марионетки» или «вольные марионетки»: актёров ведёт авторский текст, но интерпретировать его они могут сами. По прочтении из тени, как бог ex machina выступает автор и являет свою манеру чтения. Но ни в коем случае не как эталон. Это не соревнование, это попытка услышания…

По итогам трёх встреч также стоит сказать о важнейшем концептуальном взрыве-столкновении: актёры, входя в пространство стихотворения, часто переиначивают (если не ломают) его ритмическую структуру, ведь одна из лицедейских задач — показать зрителю эмоцию. В отличие от статичных и несколько замороженных поэтов, в основном читающих с листа, из книги или смартфона, актёры разыгрывают пьесу, активно задействуя жесты, мимику, вовлекая в неё всё пространство сцены. Поэты же, несмотря на то, что некоторые из них очень хорошо артикулируют и интонируют, в первую очередь стараются донести звуковой и смысловой образ.

И четвёртая встреча стала для актёров настоящим лукулловым пиршеством. Почему? Потому что на этот раз они обратились не к стихам с их часто герметичной и строгой ритмической структурой, а к прозе поэтов, которая, конечно, даёт большую свободу интерпретаций. Было такое ощущение, что они, аки птички, выпорхнули из клетки.

Проза поэтов по большей части была автобиографической. Артём Блинов, усевшись на ступеньку сцены, со вкусом, смакуя каждую фразу и интонацию, читал сюжетную, смешную и ироничную прозу поэта, педагога (учителя математики) Евгения Бунимовича. Прозу о школе, в которой — о чудо, о радость! — можно мыслить самостоятельно, а не оперировать затасканными шаблонами. Между прочим, сам Евгений Абрамович не дал молодому лицедею спуску. Своё стихотворение, написанное во время ковидного локдауна, он разыграл, как сценку со смешным хождением туда-сюда на определённое количество шагов в замкнутом пространстве.

Старейшина театра «Et Сetera» Сергей Тонгур, работавший ещё с Олегом Ефремовым и Анатолием Эфросом, избрал автобиографическую же прозу Юрия Арабова. И снова — о советской юности, на этот раз иронично о рок-клубах и поэтических студиях, которые создавались под негласным контролем КГБ, о стукаче, который сидел в комнатке рядом со студией Кирилла Ковальджи. В неторопливом, расчисленном чтении актёра чувствовалась мощная хватка, сквозил вкус именно ефремовской школы, даже сам Тонгур временами был похож на Ефремова. Но тут им как раз была соблюдена тонкая грань — да, он волнами перекатывал внутри эмоции, но не переигрывал, сохраняя потаённую учтивость к произведению. Сам поэт, к сожалению, не смог присутствовать. Его чтение прозвучало в записи, предоставленной Романом Либеровым. Это было стихотворение «Заклинание комара» — о нелёгком противостоянии поэта и кровососущего насекомого.

Контрастом по отношению к этому оживлённому, но всё же «монументальному» повествованию ворвалась в зал лёгкая, смешная проза Леры Манович в трогательном исполнении Анастасии Шумилкиной. Набросанная яркими летучими мазками, перед глазами вставала картина, как родители мучили школьницу игрой на скрипке, как она боролась с этой скрипкой, как поход в музыкальную школу зимой в снег и гололёд стал настоящей Голгофой. Но «голгофность» эта моментально скрадывалась ироний и самоиронией авторского текста. Сама Лера Манович работала на контрасте — прочитала лирические регулярные стихи про катание на лодке и про краски «Тиккурила»: «Ты спаси, ты пронеси меня / Через кассы „Леруа Мерлена“».

Картину, или даже лучше сказать, лучащееся сказочное полотно ещё одного детства, где главная героиня — бабушка и её дом, удалось увидеть благодаря рассказу Ольги Седаковой и представившей его Александре Белоглазовой. Благодаря тонкой прорисовке деталей можно было увидеть и ступку в виде бабы-яги с засохшим цветком, и одеяло, похожее на Красное море, почти ощутить запах бабушкиного лица, пахнущего мылом. Было очень заметно, что с текстом проделана любовная аккуратная работа — так что каждый образ был окрашен чуть по-другому — восторгом ли, умилением ли, нежностью, лёгкой ли ностальгической печалью. Чтение самой Ольги Седаковой прозвучало в видеозаписи на фоне дачного окна с видом на сад, это напоминало тот дом из рассказа… А потом… вот что было потом.

Своей пластичной мистерией порвала зал Елизавета Рыжих, представив текст Аллы Горбуновой об истоках поэзии, таящихся в сказочных магических заклинаниях, «бормотаниях из глубины веков, сочленениях костей». Елизавета, во внешности которой, кстати, есть что-то колдовское, играла не только мимикой и голосом (а голосом тоже виртуозно, меняя его от фальцета до низких гулких шаманских тонов), она купалась в действе всем телом, превращаясь то в магические иероглифы, которые разлетаются в пространстве, то в ведьму из сказки Петера Кристена Асбьёрнсена, то в бразильского лесного духа, то в маленьких мальчиков, помогавших сапожнику. Пьеса состояла из множества отдельных этюдов, каждый из которых был внутренне завершён, и при этом они не распались, а органично слились воедино. А в стихах, прочитанных Аллой Горбуновой, орудовали экстрасенсы, устроившие слёт на небесах.

Для писателя и драматурга Дмитрия Данилова не было сюрпризом чтение его прозы, он наслушался её во множестве театров в бесчисленном количестве интерпретаций. Но для публики в данном случае чтение актёра и автора явило выраженный контраст. Евгений Токарев, читая из книги «Горизонтальное положение», энергетично и звонко «выплёвывал» каждый очередной текстовый фрагмент, подобно прерывистой скачущей манере Михаила Жванецкого, как бы предлагая повеселиться над некоторыми из них, зрителю заподозрить в них некий намёк (которого, возможно, и не было). Дмитрий Данилов же, не изменив себе, читал в обыденной, монотонной, «скучной» манере, и было заметным, что такое вот бесцветное, а не окрашенное чтение позволяет лучше войти в мир автора.

Экзамен на услышание, на распознание авторской эмоции, пожалуй, выдержала Наталия Житкова. В ненавязчивой, как бы свойской доверительной манере беседы в компании друзей она прочитала рассказ о проведённом выходном дне, в котором автор Анна Аркатова прибегла к приёму антитезы, к роли антигероини, для которой «не свершение», «не деяние» (на самом деле, с юмором и самоиронией подмеченное и узнаваемое) становится тайной находкой и благодатью. Сама Анна Аркатова читала свой поэтический цикл «Одноклассники». Эмоции в её подаче не были акцентированы, это была спокойная, по-доброму ироничная, но при этом тоже свойская манера, и вибрирующие фольклорные ритмы в её русле ощущались, как внезапные волны.

В выгодном положении оказался актёр Кирилл Щербина, выбравший поэта Алексея Паперного. Потому что Паперный, собственно, сам драматург, и проза его уже в зародыше своем драматургична и удобна для прочтения. Но в ответ на «выгоду» Кирилл создал целый мини-спектакль, задействовав костюм, декорации (дом, куклы, луна и др.) и шумовые эффекты. И… казалось бы, незатейливая история любви и ревности с элементами мистики ожила — загремела, зазвенела и заискрила, напомнив даже не спектакль, а короткометражный фильм, в котором Кирилл играл сразу три роли. Алексей Паперный по уважительной причине не смог прийти на спектакль, и публика посмотрела видеоклип с его нежной лирической песней «Скажи легко», удачно оттенившей драматический конфликт пьесы.

В чтении Егором Гордиенко рассказа Дмитрия Воденникова, опять же автобиографичного, особенно захватывающим был эпизод про музыку в снегу (старая бабушкина шкатулка, выброшенная в мусорный бак, вдруг заиграла в снегу «Полонез Огинского»), которая показалась поэту метафорой всей жизни. Эту эмоцию тихого изумления, эмоцию прозрения артисту удалось передать особенно точно. Но… когда на авансцену вышел сам поэт, начал читать стихи устало и небрежно, но постепенно заводясь и зажигаясь от их ритма, словно провод, по которому пустили ток, то стало ясно, что как ни виртуозна игра, именно здесь — настоящее…

В финале представления зрителей восхитил ещё один мини-спектакль — местами абсурдная в духе Хармса, местами ироничная и даже стёбная философская проза Виталия Пуханова про одного мальчика и одну девочку, разыгранная Евгением Шевченко и Наталией Житковой, составившими слаженный актёрский дуэт. Артисты разыграли прекрасную партитуру, где органично были распределены эпизоды и реплики, расставлены смысловые акценты: при этом скелет спектакля, где каждый проход, движение, жест, всхлип и рыдание явно были продуманы, не сверкал и гремел голыми костями, но проплывал живой тугой плотью. Виталий Пуханов сказал актёрам, что получил истинное удовольствие. И хотя сам Виталий, опытный чтец, очень выразительно подал свои тексты, в этом сете была особенно заметна грань между просто авторским чтением и искусством театра — перенесением зрителя в параллельную реальность.

Так кто же победил, спросите вы? Никто. Потому что поэзия и театр не соревнуются, а взаимно обогащаются. И здесь нет победителей и побеждённых.