Владимир СКВОРЦОВ: Человек, зацикленный на сказках

За свою актерскую жизнь Владимир Скворцов сыграл множество разных ролей – от романтических и социальных героев до фриков, маргиналов, а однажды даже побывал маньяком. Этой осенью к галерее его необычных образов прибавился еще один – раб Калибан в «Буре» - самой загадочной и сказочной из шекспировских пьес. – Владимир, а вы сказки любите? – Конечно. Я человек, зацикленный на сказках с детства. Помните, была такая передача «В гостях у сказки»? Я просто сломя голову бежал смотреть все эти фильмы – наши старые «блокбастеры», немецкое и чешское кино по братьям Гримм, Андерсену, Гофману. В восемь лет родители купили мне детский кукольный театр, и все эти истории я разыгрывал уже сам, часто добавляя в сюжет что-то свое, а в десять стал снимать подобие анимэ на домашнюю кинокамеру. Позже, занимаясь в ТЮМе - Театре юных москвичей при Дворце пионеров на Воробьевых горах, - я играл в сказках. В «Буратино» был Пьеро и Дуремаром, в «Двух кленах» Шварца – Иванушкой. Этот спектакль у нас сопровождала мрачная музыка группы «Пинк Флойд», да и вообще это было страшное зрелище – дети в зрительном зале буквально кричали от ужаса. Меня такая их реакция абсолютно устраивала: я-то любил, чтобы было пострашнее. Наверно, поэтому, чуть повзрослев, начал увлекаться фильмами ужасов, триллерами, фэнтези, то есть, по сути, сказками для взрослых. – Если так, значит, сомнений, участвовать ли в «Буре» - а это ведь мистическая сказка для взрослых – не было? – Как раз наоборот. В этот период я в качестве режиссера репетировал у нас в «Et Cetera» спектакль «Орфей» по Жану Кокто, к слову сказать, тоже мистическую сказку для взрослых. Поэтому мысли были заняты абсолютно другим. Слышал, что на одну из главных ролей – раба Калибана – пока никто не утвержден и постановщик Роберт Стуруа намерен устроить кастинг. И однажды, когда мы в коридорах театра случайно столкнулись с Александром Александровичем Калягиным, он меня спросил: «А не хочешь ли попробовать эту роль?» Я как-то задумался, смогу ли совмещать два проекта, и вдруг понял: хочу! Правда, закрались сомнения, что совсем не знаю, каким именно должен быть этот персонаж, но перспектива поработать несколько месяцев с Робертом Стуруа сильно манила. Репетиции «Орфея» были временно заморожены, и я погрузился в мир Шекспира, а вернее, в мир Роберта Стуруа. Конечно, я предполагал, что будет нелегко, но чтобы настолько… Мы мучились несколько месяцев, сочиняя спектакль, но надо отдать должное Стуруа и Калягину: атмосфера на репетициях царила веселая и в меру беззаботная. Полгода мы постоянно что-то пробовали и ошибались, но тем не менее медленно продвигались вперед. С Калибаном поначалу и вовсе все обстояло странно: было непонятно, на что делать акцент. Что это за существо? Может, и не человек вовсе? То ли абсолютное вселенское зло, то ли преданный пес, вынужденный служить хозяину, преисполненный ненависти ко всему… Меня как личность в любой роли должно что-то волновать, должна присутствовать какая-то болевая точка. Здесь я ничего не чувствовал. И наконец мы нашли: Калибан безумно и безответно влюблен в Миранду – юную дочь Просперо (у Шекспира ничего подобного в тексте нет). И неожиданно все поступки этого героя стали выстраиваться для меня в единую логическую цепочку, многое получило оправдание: нереализованная любовь раба давала объяснение всем его подлым действиям. Так родилась на сцене эта странная внутренняя вибрация. – Вам действительно удалось сделать Калибана существом странным и при этом избежать карикатурности. А были на этот счет какие-то комплексы, ведь не каждый актер готов так выглядеть на сцене? – Абсолютно никаких. Пусть мой персонаж поначалу воспринимается как существо заторможенное, и в этом даже какая-то «мягкоигрушечность» есть, но по ходу действия он постепенно преображается в нечто совершенно иное. Даже внешне. Тут всему есть оправдание. Он – абориген, грим сделан на основе боевого раскраса коренных австралийцев, он – дитя природы, поэтому пластика у него немного звериная. А акцент…В тексте есть упоминание, что Просперо его учил словам, но недоучил. Калибан страдает от этого. «Будь проклят ваш язык», - шипит он. Есть у Калибана и своя, родная речь. Кстати, его монолог-тарабарщина про остров – не сто иное, как реальный шекспировский текст, произнесенный… Нет, не буду открывать всех тайн. Скажу только, что этот монолог я учил до бесконечности! – В спектакле вы партнерствуете с худруком «Et Cetera» Александром Калягиным. Насколько свободно себя чувствуете на одной сцене с ним, ведь авторитет мэтра наверняка давит? – Знаете, в свое время я хотел поступить только в Школу-студию МХАТ (где в результате и учился на курсе у Аллы Покровской), бегал на все спектакли МХАТа, буквально молился на многих актеров, среди которых был Калягин. И когда этот человек стал моим худруком, а потом еще и партнером, комплексы, конечно, возникли дикие. В совместных проектах мы уже участвуем в третий раз после «Шейлока» и «Смерти Тарелкина». В принципе, Сан Саныч всегда старался держаться со всеми актерами на равных, иначе какое же тут может быть творчество, однако, находясь рядом, от внутреннего зажима я долго не мог избавиться, и это было просто чудовищным испытанием. И вдруг в какой-то момент произошло качественное изменение. Я почувствовал, что воспринимаю человека не только как актера, достигшего многого, он стал для меня и товарищем, с которым мне легко играть на сцене, и учителем, который многому учит. С ним можно свободно обсуждать серьезные темы, но вместе с тем шутить, баловаться. И знаете, он очень много дает своим артистам. Это самое ценное. Если правильно ег слышать, понимаешь, что он дарит частичку себя, иногда подсказывает просто гениальные вещи по актерской технике. Сейчас он очень щедр, как и Роберт Стуруа – режиссер с мировым именем: они позволяют творить. – А то, что в вас тоже сидит режиссер, не мешало работе? – Я направился в параллельную профессию (у Скворцова уже есть две театральные постановки: в таллиннском «Другом театре» он поставил спектакль «Человек-подушка» по М.Макдонаху, а в Москве в Центре драматургии и режиссуры идет «Скользящая Люче» по пьесе Л.С.Черняускайте), потому что имею свою личное видение театра, знаю, как бы хотел, чтобы со мной репетировали. Я работал со многими режиссерами, так вот модель театра Стуруа на данном этапе мне ближе всего. Поэтому режиссер во мне не только не мешал репетициям, напротив, каждую минуту он запоминал, повторял, записывал, впитывал на уровне фибр все то, что говорил Стуруа. Еще на берегу я сказал себе, что работаю на «Буре» не из-за конечного результата. Сам процесс был доминирующим звеном для меня. Представляете, репетировать полгода с Мастером! Не могу назвать Роберта Робертовича своим учителем (ведь специально уроков режиссуры он мне не давал), но могу назвать себя его учеником. – Вы волновались перед премьерой «Бури»? – Нет. Я перед премьерой в гримерке всегда сплю: отключаюсь минут на двадцать. Этому меня Оксана Мысина в свое время научила. Однажды я зашел к ней перед спектаклем пожелать удачи, вижу: она спит. Очень я удивился, а она после объяснила: «Я уверена в себе, готова, - я отдыхаю». И я понял, как это верно: лишние эмоции, перерождающиеся в неуверенность, разрушают. Кстати, Александр Калягин внешне всегда как раз удивительно спокоен перед спектаклями. – Не секрет, что вы в большей степени театральный актер, а по-настоящему популярным актера делает экран. И все же в вашей жизни был момент, о котором можете сказать: «И тогда ко мне пришла слава!»? – В Москве проснуться знаменитым сложно: здесь ритм иной, никому ни до кого нет дела. Ну узнают на улице иногда. А вот на Украине я однажды испытал по этому поводу некий дискомфорт. Сериал, где я снимался, там поначалу был запрещен, поэтому, когда его показали по ТВ, он произвел эффект разорвавшейся бомбы. Запрет-то лучший пиар. Как раз в это время я находился по делам в Киеве. Так меня там чуть ли не на руках носили. Машины останавливались, из окон высовывались, что-то кричали, в метро меня люди на телефон снимали, в магазинах, ресторанах – самые большие скидки. Очень неловко было. Сниматься продолжаю, сейчас выходит два полных метра, где у меня главные роли («Бесконечные мечты о счастье» и «Степ бай степ»), но считаю, что большого «киношного прорыва» у меня пока не случилось. Хотя в кино очень немногое зависит от актера. Однажды у меня был свободный день, и я решил посмотреть по телевидению только русскую кинопродукцию. Я был в ужасе. Оказывается, никакого различия между полнометражным фильмом и сериалом в нашей стране нет. Такое впечатление, что все снимается одним режиссером по одной технологии. И почти всегда плохо. В общем, гордиться тут нам пока нечем. И не секрет, что снимаются актеры в основном, чтобы решить свои финансовые проблемы. Остается максимально не халтурить и…искать спасения в театре. Я по театру очень соскучился. – Да вы трудоголик! Устаете? Известно, что творческие личности, дабы отдохнуть, переключиться, не чураются вредных привычек. Вы вот опять закурили… – Чтобы отдохнуть и переключиться, у меня есть совсем другой способ – по возможности я путешествую. Не понимаю людей, которые говорят, что «лучший отдых на даче», и проводят там весь отпуск. А мы с женой выбираем все более отдаленные уголки, самые экзотические места. Не давно нас просто потрясла своей красотой, своей непохожестью ни на что Камбоджа! А закурил… Этому была причина, и после четырехлетнего перерыва я действительно сорвался этим летом. В начале июня я пошел оформлять новый загранпаспорт. На подходе к отделению милиции на меня вдруг набросились две собаки, и одна укусила за ногу. Больно, кровь хлещет, я растерялся… Спрашиваю у охранника: «Это ваша собака? Она не заразная?» А он отвечает: «Не, не наша, просто здесь тусуется. Это Колян – он нормальный пес, только всех кусает. Вы, наверно, очень быстро шли? Так он как раз этого не любит». Что делать, я не знал, и набрал 911, где сказали, что надо промыть рану проточной водой с мылом и срочно в травмопункт. А там меня «обрадовали»: «Вы с укусами у нас уже сегодня восьмой! Надо делать уколы от бешенства». Оказалось, что придется пройти курс из шести уколов по графику, в течении трех месяцев, а на это время и последующие полгода необходимо отказаться от алкоголя, купания, загара и занятий спортом. Это означало, что все мои планы на лето сказали мне до свидания. Я был в шоке. После первого укола выходу на улицу и понимаю: жизнь кончилась. Брел, обливаясь слезами, буквально в голос рыдал, как ребенок, - это я-то, сорокалетний мужик! Единственное, что утешало: если собака, укусившая человека, не сдохнет в течении десяти дней, значит, она не бешеная и можно прекратить лечение. И тогда я стал за «своей» собакой наблюдать. Уже три укола сделал – она жива. И вдруг, как раз на десятый день, Колян пропал. Оказалось, живой, но укусил еще кого-то, и его изолировали от общества… Во время всей истории я и закурил, можно сказать, на нервной почве, а бросить пока не получается. – Как-то вы сказали, что несмотря ни на что, живете по принципу «жизнь только начинается». Сегодня это в чем выражается? – В том, что я каждый день что-то новое открываю для себя, во всем стараюсь находить позитив, перспективу. И никакого пессимизма! В августе, когда все горело, я как раз дублировал фильм «Последнее изгнание дьявола» - такой современный ужастик. Дело было в гостинице «Пекин»: там располагается тон-студия. И вот выхожу я оттуда днем, часа в три, - гарь, дым, людей мало, все вялые, будто зомби, с повязками на лицах. На Триумфальной площади передо мной даже памятника Маяковскому не видно! «Кошмар, - думаю, - вот где триллер-то настоящий, еще покруче американского кино. Как говорят, ну полный пердимонокль!» Поворачиваю голову направо, а вдоль всего фасада Театра сатиры огромная красная афиша, на которой как раз написано «PERDU MOHOКЛЬ». - – Заметно, что вы очень любите свою профессию. А могли бы представить себя не актером, а кем-то другим? – А кем? Я не знаю. Актером стать я собирался с первого класса. А до этого – водителем мусорной машины или конькобежцем. Но на коньках так и не стоял ни разу в жизни, пока мы не поехали к друзьям в Германию встречать новый 2009 год. Старинный университетский городок Гейдельберг с двух сторон окружают горы, посередине течет река. На склоне – полуразвалившийся готический замок, где, как говорят, водятся настоящие привидения, под ним каток. Там-то я впервые надел коньки и вдруг…поехал. У меня сразу получилось, моя детская мечта сбылась! Шел легкий снежок, вокруг были веселые, смеющиеся немцы, все пили глинтвейн, ели пряники, звучала рождественская музыка. Это было потрясающе, настоящая романтика!