Роберт Стуруа: Почему мы ненавидим друг друга?

Роберт Стуруа родился в Тбилиси в 1938-м. Первый успех пришел в 1965-м, тогда Стуруа поставил в театре имени Шота Руставели «Сейлемский процесс». Дальше были «Мачеха Саманишвили» и «Ханума». В 1979-м Стуруа стал главным режиссером, а спустя год — художественным руководителем театра имени Шота Руставели. Он также много ставит в России и за пределами бывшего Советского Союза. В 1998-м поставил в «Сатириконе» спектакль «Гамлет». Впервые пьеса «Венецианский купец» была издана в 1600 году под длинным названием «Превосходнейшая история о венецианском купце. С чрезвычайной жестокостью еврея Шейлока по отношению к сказанному купцу, у которого он хотел вырезать ровно фунт мяса; и с получением руки Порции посредством выбора из трех ларцов. Как она неоднократно исполнялась лорда-камергера слугами. Написана Уильямом Шекспиром». Возможно, что Шекспир не видел ни одного некрещеного еврея, поскольку в 1290 году королевским указом все некрещеные евреи были высланы из Англии и смогли туда вернуться только в 1655 году после указа Оливера Кромвеля.  — Когда вы поняли, что не можете не поставить эту пьесу?  — Когда все стало разваливаться, после всех этнических войн, которые пережила не только Грузия и бывший Советский Союз. Да и сейчас все продолжается — взгляните только на Северный Кавказ. Я задался вопросом: почему именно так все происходит, почему мы ненавидим друг друга, почему мы так безжалостны друг к другу?! Что за странное качество — не любить другие народы. Это существует в каждом из нас. Вдруг стало ясно, что нам угрожает опасность, гораздо более серьезная, чем мы думаем, если, конечно же, говорить об этом без лицемерия. На вопрос, как нам от этого избавиться, Шекспир ответа не дает. На этот вопрос нет ответа. Есть только один путь — говорить об этом честно и бороться с этим. Правда, я не знаю, какими способами.  — Неужели вы верите в то, что театр может что-то изменить?  — Театр мало что может сделать, он может просто напомнить нам, каковы вечные ценности, что такое добро и что такое зло. У нас так все смешалось в голове, что нам просто необходимо об этом напоминать. Но, пожалуй, больше ничего театр с нами и не может сделать. Мир будет развиваться по своим жестоким законам. А мы живем в таком яростном мире, что было бы нечестно преподносить рождественские истории. Можно детей успокаивать, хотя им тоже рассказывают страшные сказки. Взрослых успокаивать нельзя. Можно, конечно же, идти другим путем и говорить, что жизнь прекрасна. Я просто предупреждаю, что она может быть страшной.  — Вы - счастливый человек. Есть режиссеры, которых за одно только желание поставить «Купца» упрекали в антисемитизме. Вы не просто захотели, а поставили, причем дважды.  — Сначала я хотел ставить у себя в театре, но целый ряд причин не позволил мне реализовать этот проект. Как только понял, что не могу, отодвинул пьесу от себя. И вдруг ~ письмо из Аргентины, из Буэнос-Айреса, с просьбой поставить «Венецианского купца» в главном театре страны — театре генерала Сан-Мартина. Я, естественно, сразу согласился. Решение было принято, ибо у меня было знание пьесы и представление, как ставить. Московская история появилась чуть позже. Мы с Калягиным вели переговоры. Калягин знал, что я в Тбилиси собираюсь ставить эту пьесу, что роль Шейлока будет играть Рамаз Чхиквадзе. Калягин знал об этом и молчал. Как только выяснилось, что в Тбилиси пьеса не появится, тогда-то Калягин и сказал, что с удовольствием сыграет эту роль.  — Вы что-то недосказали в аргентинской постановке?  — Я никогда не повторяю своих спектаклей. Когда я ставил его в Аргентине, то задумывал фантасмагорию. Там не все получилось. Здесь я постарался довести до конца эту идею. Мною задуман этот спектакль как дурной сон Антонио. В аргентинской постановке зрители так и не понимали, это все привиделось Антонио или нет. Если эту пьесу ставить прямо и проблему выносить откровенно, то она потеряет художественность. Мне пришлось сделать адаптацию пьесы.  — Почему пришлось? Чем вы пожертвовали?  — Идея, из-за которой я стал ставить «Купца», потребовала сокращения пьесы. Я ставил спектакль не о евреях и христианах, а о том, что в каждом из нас живет червь, какое-то странное чувство неприятия представителей других народов. Это, видимо, заложено в нас генетически. Пьеса Шекспира дает возможность сказать об этом. Какая-то Вавилонская башня из разных национальностей в этой пьесе. Шекспир рассматривает историю Шейлока уже как частную в этой большой проблеме.  — Вы назвали свою историю «Шейлок», а между тем Антонио торжествует. Кого нам жалеть? Кого жалеете вы?  — Я хочу, чтоб вы не пожалели ни одного из них. Если уж жалеть, то, может, все-таки Шейлока, ведь он жертвует собою, своей честью, чтобы прояснить основной вопрос жизни. До чего может довести человечество ненависть?! Шейлок встает на этот путь подсознательно, если не сознательно. Что касается Антонио, то он у нас не такой уж и герой. Он тоже проходит путь осознания всех своих ошибок. Но при этом не жертвует, нет. Да, и еще — он у нас болен. Болен не странной болезнью меланхолии, а совсем другой болезнью. Он просто находится в кризисном возрасте, когда пересматривается вся жизнь. Мы назвали спектакль фантасмагорией, он не должен стать бытовым и реалистичным. Когда ставишь спектакль на эту тему, он должен быть очень хорошим, и актер тоже должен быть очень хорошим. Средний уровень роняет достоинство темы. Все становится конъюнктурой, чего просто нельзя допустить. Или же безобразным произведением, чего тоже нельзя допустить.  — В Тбилиси так и не появится свой Шейлок?  — Я не буду множить версии. Впрочем, может быть. Но никак не в этом году. В этом году у меня другие планы. Во-первых, я должен закончить работу над спектаклем по повести Ильи Чавчавадзе «Человек ли он?». Затем должен приступить к сценам из «Фауста». Кроме того, я обещал поставить в этом году спектакль к двухтысячелетию христианства. Премьеру хочу сыграть 25 декабря, она пройдет под патронажем Грузинской церкви и папы римского Иоанна Павла II.  — Что в основе?  — Только Евангелие. Невозможно написать пьесу про Иисуса, и я еще не решил, будет ли Он присутствовать в спектакле как реальный персонаж. Я хочу что-то посвятить этому великому гуманисту и сыну человеческому.  — А что же фестиваль ваших спектаклей? Состоится ли он в мае нынешнего года?  — Фестиваля не будет. У Грузии нет денег. Раз мы не смогли привезти спектакль из Греции, а Греция — рядом, то из Аргентины не сможем и подавно.