Пресса
Докопаться до живого
Полина Сурнина
журнал "Аэрофлот" ,
01.01.2023
- Марина Станиславовна, вы как-то сказали в интервью, что как женщина-режиссер чувствуете потребность говорить с женщинами о женщинах. «Полярная болезнь» продолжает эту линию?
- В общем, да. Когда мне предложили ставить в МХТ, я прочитала много современных пьес в поисках материала, который бы меня зацепил. Решила смотреть авторов-женщин, и с пьесой Марии Малухиной у меня все сошлось. Да, опять женская тема. Меня окружает столько талантливых актрис, и очень хочется, чтобы у них была работа. А эта пьеса – просто подарок.
Материал я искала на определенную команду. Мы тысячу лет вместе – Юля Чебакова, Яна Колесниченко, Даша Юрская, Оля Литвинова, Алена Хованская много играли в моих спектаклях. Алена, помимо прочего, еще и музыкальный руководитель. В спектакле есть духи, они все время выступают, пытаясь помешать или помочь. Алена за них отвечает с саунддизайнером Андриешем Гандрабуром.
- Откуда там взялись духи?
Действие происходит в 1990-е годы на далеком севере, куда главные героини-челночницы махнули зарабатывать деньги. Это мне тоже очень понравилось – такая среда странная, не бытовая. Вокруг лед, снег, и маленький автобус по этому снегу колесит. А в нем три женщины, которые пытаются всех спасти, и им еще духи помогают. В отличие от моего спектакля «Поле» по Чингизу Айтматову, где зрители час с чем-то рыдают не прекращая, эта пьеса совсем не тяжелая, она очень талантливо написана, и там хороший финал.
- Параллельно с «Полярной болезнью» вы поставили Островского. Ощущения от работы с классикой другие?
Задачи другие. На Островского налипло столько штампов, и вроде как всем уже понятно, как играть. Интересно сбивать эту интонацию, докапываться до сути, до живого и современного. Чтобы перестал звучать ретро-Островский. Это сейчас кажется, что он такой безопасный классик, а современные драматурги что-то не то пишут. Островский в то время писал про очень острые вещи. Про доведение до самоубийства в «Грозе», про домашнее насилие – оно есть и в пьесе, которую я сейчас поставила... Еще непонятно, что страшнее, Островский или Малухина. Хотя и там и там жизнь. А с текстами современными интересно работать, потому что ни у кого нет никаких ассоциаций с ними. Люди приходят в ожидании: «Ой, а что там?»
Кстати, режиссер, работающий с современной драматургией, тоже все время находится в процессе борьбы со штампами. Возьмем «Полярную болезнь», сразу возникает штамп: 1990-е, рынок, клетчатые сумки, тетки-торговки. Мы с художницей Полиной Бахтиной изначально говорили, что клетчатые сумки запрещены, только белое пространство и духи.
- Для вашего предыдущего совместного спектакля «Прыг-скок, обвалился потолок» в Театре Наций Полина превратила сцену в кинопавильон. Почему вы решили поставить этот неснятый киносценарий Шпаликова?
- Ко мне пришли две мои бывшие студентки – Саша Урсуляк и Даша Калмыкова. Сказали: «Сделайте с нами спектакль». Я говорю: «Есть вот такой материал». Они с этой идеей отправились в Театр Наций и договорились с Евгением Мироновым. Точно так же «Дни Савелия» в РАМТе я поставила по инициативе Виктора Панченко. Витя очень талантливый артист, при этом он так много читает и так интересно мыслит, что не может сидеть спокойно, у него постоянно рождаются проекты. Во мне он, видимо, почувствовал соратника. Недавно снова пришел с идеей и опять меня втравил.
Новый проект – это вербатим, документальный театр. Витя предложил поговорить с пожилыми актерами РАМТа, собрать их рассказы и через вещи, их окружающие, через быт сложить историю страны. Мы собираем вербатимы, а драматург Андрей Стадников сделает из них пьесу. Спектакль выйдет весной и будет называться «Здесь дом стоял».
На таких людях, как Витя, и держится театр. Сидеть сложа руки нельзя. Важно не терять возможность рождать идеи, хотя тут каждый раз как первый. Вот я опытный режиссер, ставлю во многих театрах. И все равно каждая новая работа – это экзамен, каждый раз ты думаешь, что можешь не попасть и тебе скажут: «Извини, не то».
- Вам хоть раз говорили?
- В МХТ был спектакль «Тутиш» по очерку о таджикских стариках, который Олег Павлович Табаков совсем не понял и не принял. Но все равно дал его выпустить, и мы два года его играли и очень любили. А еще один спектакль, который ему не понравился, он разрешил сыграть на зрителя, и зал встал и хлопал 15 минут. Тогда первый заместитель Табакова Анатолий Смелянский, который был на этом спектакле, сказал: «Играем». Он идет до сих пор с большим успехом.
Табакову я благодарна бесконечно. Когда я приходила с тем, что хочу сделать, он всегда мне давал эту возможность. Или предлагал сам. Прочитает книгу, понравится – «это пусть Марина сделает».
- А за пределами Москвы где вы ставили?
Сразу же после «Пролетного гуся», моего первого спектакля во МХАТе, тогдашний директор театра Мария Евсеевна Ревякина (сейчас она директор «Золотой маски» и Театра Наций) предложила мне поработать в Новосибирске в театре «Глобус». А я еще не считала себя режиссером. Думала, это случайность. Чужая труппа, незнакомые люди. Думаю: «Надо поехать проверить себя». Поставила там спектакль «Моя Марусечка» по повести Александры Васильевой. Главную героиню Людмилу Трошину выбрала по фотографии. И только потом увидела ее на сцене в главной роли в спектакле Дмитрия Чернякова «Двойное непостоянство».
Потом я в «Глобус» съездила еще раз, потому что привязалась к актерам. Делала там спектакль «Саня, Ваня, с ними Римас» по пьесе Владимира Гуркина. Сейчас зовут, но не получается – настолько здесь плотный график.
- Зато удалось недавно вырваться на съемки в кино. Было интересно?
- Это другой опыт, безусловно. Я немного снималась в кино, никогда не занималась этой своей судьбой. И тут подвернулся уникальный случай. Есть режиссер Светлана Проскурина, это арт-хаус, к ней попасть – вытащить счастливый билет в судьбе актерской. Она меня позвала неожиданно в свой предыдущий фильм «Воскресенье». Я там играю мать героини, у меня одна общая сцена с замечательным актером Владимиром Ильиным.
Но Светлана Николаевна запомнила и в следующий свой фильм «Первая любовь» позвала на главную роль без проб. И вот ты уже подстраиваешь всю свою жизнь и уезжаешь под Самару в экспедицию. Три недели безвылазно мы прожили в старом санатории в сосновом бору, озеро только-только растаяло, мы все время на лодке, холод страшный – в общем, эмоций море. Актерский состав был великолепный: Александра Ребенок, Алексей Вертков, Игорь Верник. Очень интересно работать, когда есть такое совпадение с режиссером.
- У вас было так, чтобы вы посмотрели кино и захотели поработать с каким-нибудь актером или актрисой?
Есть много актеров, которые мне нравятся. Если говорить об актрисах – Клавдия Коршунова (меня поразила ее работа в фильме «Неопалимая купина»), Елена Лядова. Но кумир мой на все времена – Маргарита Терехова. Если бы я раньше стала режиссером, мечтала бы поработать с ней. Смотришь, что она делает в «Монологе», в «Зеркале», и поражаешься: молодая актриса, как она все понимала?
- Пятый год вы берете интервью у коллег для программы на радио «Культура». Волновались перед каким-нибудь разговором особенно?
Перед первым интервью. Почему-то мы все вместе решили, что правильно будет начать с Эдуарда Боякова, поскольку театр «Практика» – его детище. Идею он реализовал замечательную – сделал театр современного текста, свободную резидентскую площадку. Тогда его как раз назначили во МХАТ им. Горького. Бояков согласился, пришел и очень вежливо со мной поговорил. Но вообще каждый раз волнуюсь. Будь то Константин Райкин – учитель, кумир, худрук театра, где я ставила, или знаменитый педагог, профессор ГИТИСа Олег Львович Кудряшов.
Обычно я стараюсь звать гостей под какое-то событие. Например, 17 ноября прошлого года могло бы исполниться 65 лет Дмитрию Брусникину, и меня попросили записать программу про него. Мы разговаривали с его учеником Юрой Квятковским, у которого как раз вышла в «Практике» документальная опера «Аскет».
- Расскажите и про другие премьеры этого сезона в «Практике».
Уже было четыре премьеры. Дебютант Андрей Гордин поставил семейный спектакль «Хорошо, что я такой». Никита Кобелев пришел к нам с французской пьесой «Круги / Фантазии». Опера «Аскет» об академике Сахарове, которую я упомянула. И черная фантасмагорическая комедия «Когти в печень (никто не вечен)». Впереди моноспектакль Дины Корзун по ее автобиографическим текстам и мокьюментари-драма «Остановка» Игоря Теплова.
И ждем премьер от новых резидентов – Бинарного Биотеатра Василия Березина, команды уличного и экспериментального танца Jack’s Garret и авторского театра «Эскизы в пространстве».
Поскольку мы свободная площадка (театр без труппы, только резиденты), ко мне приходит очень много режиссеров, молодых команд, которые хотят что-то сделать. Дальше смотришь, какие есть возможности. Мы все время в поиске спонсоров, финансовой поддержки. А круг наших интересов – молодая режиссура, и это правильно.
- Как вам кажется, Москва остается театральным городом?
- Конечно. Даже я, работая в театре, не могу посмотреть и десятой доли того, что происходит. Жизнь кипит, не останавливается. Просто меняются места силы. Когда я была школьницей, гремел Театр Моссовета, где играли Георгий Тараторкин, Маргарита Терехова, Геннадий Бортников. Или захаровский «Ленком»: все знают «Юнону и Авось», но уже никто не помнит «Звезду и смерть Хоакина Мурьеты» или «Тиля». Студентами мы с ума сходили по «Взрослой дочери молодого человека» и «Вассе» Анатолия Васильева. И моим потрясением тех лет, конечно же, был Эфрос и все его спектакли. Потом появились другие талантливые режиссеры, начались новые любопытные процессы. Затишья в театральной жизни Москвы не было никогда.