Александр Калягин: Игра, которую затеяла со мной жизнь

– 20 лет назад вы создали свой театр – театр Еt Cetera. С тех пор прошло довольно много времени. Что из задуманного изначально свершилось, какие мечты сбылись, а какие до сих пор остались невоплощенными? – У каждого артиста, режиссера, тем более руководителя театра есть свое представление об идеальном театре. И вся жизнь театра – это движение к идеалу, который, уверен, все равно воплотить до конца невозможно. Это движение иногда дает сбои, а иногда вдруг набирает темпы, ведь театр – живой организм. Самое страшное, когда он перестает быть живым, обрастает плесенью, рутиной, когда есть только видимость жизни, а на самом деле все жизненные ресурсы уже иссякли. Когда я создавал театр, очень хотел, чтобы у него было свое название, чтобы не было такой безликости – Театр под руководством Калягина. И я придумал ему странное для многих название – Et Cetera, что в переводе с латыни означает «и так далее, и тому подобное, и прочее». Я не старался быть оригинальным, а просто стремился в названии обозначить простую истину: в театре никогда нельзя ставить точку, необходимо все время двигаться, брать одну высоту, а потом следующую, можно даже падать, спотыкаться, но, главное, никогда не останавливаться. Все эти 20 лет Et Cetera так и живет. Когда-то очень давно в одном интервью я сказал: «Наш театр начался не с идеи, а с курса». Журналисты радостно подхватили: у театра нет идеи! На самом деле она есть. Театр Et Cetera все эти годы старался открывать новые имена драматургов, новые названия пьес или произведения, забытые театром. Стремление иметь оригинальный репертуар, который по определению Мейерхольда и есть лицо театра, всегда было связано с поиском режиссеров, способных воплотить новые театральные идеи. Я думаю, главное – это суметь соединить режиссера с пьесой, именно того режиссера и именно с той пьесой, тогда и возникают интересные спектакли, нужные театру. Мы первыми открыли для России Альфреда Жарри, французского комедиографа Жоржа Фейдо, поставили неизвестную пьесу Юджина О’Нила «За горизонтом», вспомнили «Смерть Тарелкина», позабытую пьесу А. Сухово-Кобылина, а уже после нас, по-моему, сразу в пяти театрах Москвы появились спектакли по этой пьесе. Точно так же мы объявили «Венецианского купца», который практически не ставился в России, а потом появилась эта шекспировская пьеса и в других театрах. Первыми в России открыли имя драматурга и режиссера Важди Муавада, который у нас в театре поставил свою пьесу «Пожары». Первыми в Восточной Европе получили лицензию на постановку мюзикла «Продюсеры», который уже четыре года идет с огромным успехом. Ну и так далее. Последняя премьера театра «Ничего себе местечко для кормления собак» – это тоже открытие нового имени: французский драматург Тарик Нуи появился на российской сцене впервые. – Это первая работа Роберта Стуруа на посту главного режиссера театра? – На посту главного режиссера первая, но в репертуаре театра идут три его спектакля, причем «Шейлок» идет уже 12 лет, «Последняя запись Крэппа» С. Беккета – 10 лет, а «Буря» У. Шекспира( была поставлена два года назад. Так что с Робертом Стуруа дружим очень давно, и мы были счастливы, что из всех предложений он выбрал наш театр. Стуруа – большой Мастер, совершенно уникальный режиссер. Мне кажется, он может на основе любой пьесы поставить философский спектакль. Но в каждом его самом серьезном высказывании всегда присутствует ирония, я бы уточнил – театральная ирония. «Театр Стуруа» не рассказывает просто истории, в его театре возникают миры, в которых жизнь организована по законам особой театральности. Так в спектакле «Ничего себе местечко для кормления собак» по пьесе Тарика Нуи возник заброшенный кинотеатр с большим разорванным экраном, и вот эти останки цивилизации рождают художественный образ спектакля. Стуруа прочел пьесу Тарика Нуи как притчу, но рассказывает он ее с юмором, без каких-либо дидактических поучений. – Принято считать, что в театре возможен только один лидер. Вы допустили Стуруа в театр из благородного стремления поддержать друга или все-таки уверены, что он театру нужен? – Какая глупость! У Стуруа было несколько предложений в Москве! Я уверен, что Стуруа нужен театру, нужен прежде всего артистам. Я вижу, как, работая с ним, растет молодое актерское поколение, и я вижу, как и молодые режиссеры, которые у нас работают, прислушиваются к его мнению. И его влияние не убавляет моего авторитета художественного руководителя, а если это не так, то, значит, грош ему цена. У нас с ним похожие взгляды на искусство театра, общие ориентиры, и потому работать вместе легко. – Я помню ваше признание, редкое для человека, создавшего свой театр: «У меня нет амбиций главного режиссера». И это были не просто слова: действительно, в Et Cetera работали самые разные режиссеры... – Роман Козак, Дмитрий Бертман, Адольф Шапиро, Григорий Дитятковский, Александр Морфов, Важди Муавад, Оскарас Коршуновас, Владимир Панков, ну и так далее... Это замечательные все мастера, а еще мы можем гордиться тем, что в театре работали и великие театральные художники – Давид Боровский, Эдуард Кочергин, Эмиль Капелюш, Борис Заборов, Георгий Алекси-Месхишвили... Первым главным художником театра был замечательный Виктор Дургин, который оформлял многие легендарные спектакли Анатолия Эфроса. К сожалению, его уже нет с нами. Мы гордимся и тем, что музыку к нашим спектаклям писали композиторы Гия Канчели, Владимир Дашеквич, Гинтарас Содейка… Поиск режиссеров – это всегда мучительный процесс, ведь надо найти не просто хорошего, а «своего». Я убежден, каждая новая художественная «прививка» полезна театру, труппе: она обновляет и ускоряет циркуляцию жизненных потоков театрального организма. Но такая «прививка», извините за тавтологию, должна «привиться», должна совпасть по группе крови. Ведь у театра за все эти годы сформировались свое направление, свой стиль, свое лицо, наконец. Есть свои зрители, которые приходят к нам с ожиданиями, которые мы не должны обмануть. – Как художественный руководитель вы вмешиваетесь в творческий процесс – в процесс постановки спектакля? – Практически никогда, хотя, наверное, бывают ситуации, когда это надо делать. На первоначальном этапе ты еще не знаешь, что получится, и стараешься не мешать. А потом, когда уже идут прогоны, влезть в чужую работу достаточно сложно, и по этическим соображениям прежде всего. Я могу что-то посоветовать артисту, если вижу, что это ему поможет. Единственный раз, когда я спустился в зал и действительно репетировал, – это было на выпуске мюзикла «Продюсеры». Дмитрий Белов – хороший режиссер музыкального театра, и все, что он мог, он сделал. Но мюзикл в драматическом театре, когда играют драматические артисты, – это несколько другая история. И я постарался наполнить роли, условно говоря, психологической начинкой, по законам драматического искусства, а не эстрады или чистой воды музыкального шоу. Чтобы артисты пели, как играли, и играли, как пели. И грандиозный успех этого спектакля, как говорили потом, был связан не только с тем, что Белов придумал очень эффектные постановочные ходы, но и с тем, что все персонажи были виртуозно сыграны, именно сыграны. – Правда, нечасто, но вы сами тоже ставите: в репертуаре театра идет ваш спектакль «Подавлять и возбуждать» Максима Курочкина, несколько лет назад вы поставили пьесу Ксении Драгунской «Секрет русского камамбера, который утрачен навсегда-навсегда». Сейчас вы объявили, что в апреле приступаете к «Винтовке Мосина» Александра Архипова. Все пьесы современных авторов – это случайность? – Я ставил и Чехова, и Мольера. Но интерес к современной драматургии у меня действительно очень сильный. Без современной пьесы театр задыхается – я об этом не раз высказывался. И дело не в том, что театр должен говорить об актуальном, о том, что волнует сегодня. Это прекрасно можно сделать и на материале классики. Возьмите томик Салтыкова-Щедрина – на каждой фразе будете пронзительно вскрикивать: ах как точно, это же про нас! Или же Чехов, он же сказал все про человека – и про того, который сейчас живет, и про того, который будет жить через 100 лет. Человеческие слабости, пороки по большому счету не сильно меняются. Но современная пьеса нужна, обязательно нужна, потому что с ней в театр приходят новый язык, новые герои, иное сцепление жизненных сюжетов, иные запахи улицы. – Известно, что Максиму Курочкину вы пьесу заказали и чуть ли не писали ее вместе с ним. А как возник Архипов? – Мне хотелось поставить спектакль про артистов, и я рассказал о своей идее Максиму. Он очень талантливый драматург, в нем есть та ироничность, которая мне всегда импонирует в творческих людях. И мы долго встречались, я ему рассказывал, что мне хочется, он обдумывал и приносил тексты. Помню, как все критики написали после премьеры, что я сделал спектакль-исповедь. Но это не так: спектакль не про меня, а про всех тех странных людей, которые не видят разницы между понятиями «жить» и «играть». Про артистов, которые всегда взрослые дети. Конечно, они все разные, но есть качества, которые делают единым это удивительное человеческое племя, – их амбиции, их страхи не доиграть до конца свою игру, самовлюбленность и постоянная неуверенность, бесконечное копание в себе, самоедство и внешняя бравада, ну и так далее. И эту историю, абсолютно театральную, зрители очень хорошо и понимают, и воспринимают. А пьесу Александра Архипова я прочел в сборнике Коляды, который он мне подарил. Среди всех пьес его учеников нас заинтересовала «Винтовка Мосина». Это было года три назад, Саша еще жил тогда в Екатеринбурге. Мы с ним встретились, поговорили. Теперь он живет в Москве, периодически заезжает в театр, мы беседуем, что-то уточняем. Он переделывает, дописывает – так я надеюсь, возникнет текст, который устроит и его, и меня. Вообще, мне кажется, работа театра с автором, почему-то нынче не очень практикуемая, важна и обязательно должна присутствовать в театре. Я думаю, что и продвижение новой драматургии было бы в таком случае более легким. – Ваш путь начался с Театра на Таганке, потом вы работали в Театре им. Ермоловой, в «Современнике», во МХАТе, даже стояли у истоков антрепризы. При создании своего театра вы использовали то лучшее, что дали вам репертуарные театры, а удалось ли избежать худшего, что в них было? – Не только я лично отметаю худшее или использую лучшее – есть еще корректура времени. Меняется жизнь – и меняется театр. Появляются новые организационные формы, новые театральные идеи. Это естественный процесс, но меня удивляет агрессия, с которой обрушиваются сейчас на репертуарные театры сегодняшние реформаторы. У меня вызвала недоумение фраза Евгения Миронова, с которой начинается его интервью в «Российской газете»: «Без крови не обойдется, настолько заржавела эта махина под названием “репертуарный театр”». Возможно, даже где-то и «заржавела». Но разве это означает, что надо сдавать все репертуарные театры на лом? Почему «без крови не обойдется», откуда этот экстремизм по отношению к репертуарным театрам, доказавшим свою состоятельность в течение стольких десятилетий? Театр наций – это проектный театр, и, слава богу, а другие существуют и развиваются по‑другому. Кто кому мешает? Театр Et Cetera – это репертуарный театр, и я за это стою. Но время беспрерывно что-то уточняет, корректирует – так в нашем театре появилась должность генерального продюсера. Им стал Давид Смелянский, суперпрофессионал и мой друг, с которым меня связывают долгие годы дружбы. «Вечное движение» – так мы написали на логотипе своего театра, а движение – это значит и постоянное обновление. Из худшего, что было в театре и от чего мы избавились, – это контроль за репертуаром. Сегодня мы, слава богу, освобождены от цензуры и вольны сами выстраивать свою афишу. А еще не так давно нам сверху спускали рекомендации о том, что можно и нужно ставить. И, кстати, так было не только в советское время: такой же строгий контроль осуществляла Дирекция императорских театров, которая следила за репертуаром подведомственных ей театров. Второе, от чего мы избавились в новом времени, – театры перестали быть гигантскими монстрами. Штат был по 400–500 человек – какие-то немыслимые концерны, не театры, а заводы. За рубежом удивлялись, как могут существовать такие громадные театральные коллективы. Сегодня у репертуарного театра более подвижная структура, есть свобода в перемещениях. Раньше артист ассоциировался исключительно с местом прописки театра, в котором он служил. Сейчас нет: актеры могут быть в штате одного театра, но при этом благополучно работать и в других. И я понимаю, что, с одной стороны, это хорошо, появилось больше возможностей для творческой реализации, но, с другой стороны, очень сложно учитывать занятость каждого артиста. У нас в театре вывешено объявление, написанное крупными буквами, о том, что без согласования с художественным руководителем артисты не должны подписывать контракты и участвовать во всякого рода проектах, фильмах, сериалах. – И что, все так и поступают? – Те, кто хочет работать в театре, именно так и поступают. Наша актриса Татьяна Владимирова(*) играет в Театре.Doc, занята в спектаклях Серебренникова, сейчас выпустила премьеру в Театре наций. При этом она активно занята в репертуаре театра Et Cetera. Я рад, когда артисты нашего театра что-то делают успешно – снимаются ли в кино, выступают на телевидении, играют у других режиссеров. Но их деятельность на стороне не должна мешать нормальному творческому процессу в театре. Многие артисты нашего театра снимаются, они популярны, их узнают на улицах. Так должно быть, это часть профессии. Но меня расстраивает, что, как правило, артисты возвращаются после съемок, и я не вижу, что они выросли ни в профессиональном плане, ни в человеческом. Правда, материально обогащаются. – Кто сегодня звезды театра Et Cetera? – Звезды? Давайте сначала решим, что мы вкладываем в это определение. Юрий Васильевич Яковлев правильно сказал: «Все звезды, а хороших артистов мало». И это правда. Как у нас сейчас принято: сыграл роль в сериале – уже звезда. Владимир Скворцов, Наталья Благих, Мария Скосырева, Алексей Осипов, Амаду Мамадаков, Наталья Житкова, Марина Чуракова, Анжела Белянская – это замечательные артисты, выросшие в нашем театре, представляют уже среднее поколение. Из старшего поколения Людмила Дмитриева и Татьяна Владимирова – народные артистки России, они работают в Et Cetera со дня основания. С первого дня в театре Сергей Тонгур, позже появился Петр Смидович. Есть чудесные молодые ребята. Я одно могу сказать: у нас работает талантливая труппа. – В чем же смысл актерской профессии? – В чем смысл жизни? В самой жизни. Так и смысл актерского искусства в том, чтобы каждый вечер выходить на сцену и играть. – Ну тогда спрошу по-другому: что для вас театр Et Cetera? – Это игра, которую затеяла со мной жизнь, и, как азартному игроку, мне хочется все время одерживать победы. А игра началась очень давно, когда я маленьким мальчиком мечтал о своем театре, мама попросила столяра, и мне сделали настоящий театр. Всего 300 метров разделяют театр, где сейчас я провожу большую часть своей жизни, от дома, где началась моя жизнь. Все возвращается на круги своя... – А еще есть Союз театральных деятелей России, который вы уже многие годы возглавляете. Соответственно, в театральном мире вы человек авторитетный, помогает ли ваше общественное положение в работе театра? – Вы имеете в виду, какие для театра я могу выторговать привилегии? Никаких. Денег прошу точно так же, как все. Ищу спонсоров так же, как все. Может быть, у меня даже хуже получается, чем у многих. Союз отнимает массу времени, того времени, которое я мог бы посвятить театру, и тогда чуть-чуть больше времени оставалось бы и для меня. Но я взялся за это дело и стараюсь делать его честно. – Вы азартный игрок и потому так активно ведете эту нескончаемую битву за российский театр? – Битва действительно нескончаемая, но ведь некоторые сражения мы все-таки выигрываем. Я счастлив, что Дом творчества «Руза», о котором долгое время ходили слухи, что он продан, а на самом деле у нас не было денег его реконструировать, уже этим летом будет принимать первых отдыхающих. И еще для меня очень большая победа, которая стоила лично мне много нервов, крови – в мае заканчивается реконструкция Дома ветеранов сцены в Петербурге. И все его обитатели вернутся в свой дом, который станет настоящим дворцом. – Говорят, что в ближайшее время повысят зарплату работникам культуры? – Да, должны повысить. Кроме того, с этого года неработающие народные артисты России ежемесячно получают дополнительно к пенсии 10 тыс. рублей, причем мы добились этой доплаты не только для членов нашего союза, но и для членов Союза кинематографистов и Союза композиторов. Также по инициативе нашего Театрального союза члены творческих союзов, оказавшиеся в трудной ситуации, получают серьезную материальную помощь. – А что с контрактами? – Сейчас это самая обсуждаемая тема. По этому поводу я уже говорил: контракты в театре нужны и надо понимать, что определяют они исключительно взаимоотношения учредителя и руководителя, работодателя и работника и не могут и не должны влиять на суть и форму художественного творчества. Другой вопрос – готовы ли сегодня театры к такой реформе? Боюсь, что нет. Сейчас СТД РФ предложил внести изменения в Трудовой кодекс, для того чтобы процесс переизбрания артистов сделать менее болезненным. И, конечно, остается до конца не решенной проблема социальной защиты артистов. – Уже не как председатель СТД, а как художественный руководитель театра по какому принципу вы будете решать, кого переводить на контракты, кого нет? И позволит ли вам это избавляться от ненужного балласта? – У нас небольшая труппа, она изначально так подобрана, что каждый занимает свое место. Конечно, кто-то больше занят в репертуаре, кто-то меньше, но это нормальная ситуация, и она все время меняется. Может быть, я обольщаюсь, но мне кажется, в нашем театре в основном здоровая атмосфера. Все хотят работать, и моя задача – сделать так, чтобы у каждого была возможность творческой реализации, чтобы было им интересно работать здесь, у себя дома, а не ходить на сторону. – Что вы хотели бы сказать своему театру, своим артистам в канун юбилея? – Слова благодарности. Всем, кто работает сегодня. Всем, кто поверил в театр Et Cetera и был с нами с самого начала. Я был уверен, что театр должен начинаться с Чехова, и первым нашим спектаклем стал «Дядя Ваня». Я благодарен Александру Сабинину, который поставил спектакль, Василию Лановому, который сыграл Астрова, Владимиру Симонову, сыгравшему Войницкого и с которым потом мы сделали еще несколько спектаклей и до сих пор вместе играем «Лица». Я сегодня должен вспомнить замечательного артиста Анатолия Грачева, светлая ему память. Так много людей, которым хочется сказать добрые слова. Моему дорогому Николаю Митрофановичу, легендарному художнику-гримеру, который уже 20 лет работает в театре Et Cetera, – я не могу не сказать спасибо. Много людей все эти годы вместе со мной строили наш театр, и из этих лиц моих коллег и друзей, как в детском конструкторе «Лего», можно собрать всю нашу театральную летопись.