Взбитые сливки и сырой мякиш

Это непосредственно относится к «Венецианскому купцу», с которым в Гданьск приехала труппа театра Et Cetera из Москвы. Не столько название театра, сколько фамилия режиссера еще до представления раздразнили аппетиты театралов. У грузинского режиссера Роберта Стуруа, чье имя известно в европейском театре с 70-х годов, репутация одного из самых интересных интерпретаторов Шекспира. «Венецианский купец» в очередной раз убеждает в том, что определение «театр Стуруа» не из тех, что даются «про запас» — на случай, если нечего будет сказать. В спектакле явно чувствовалось то, что называют режиссерским почерком. Словами этого не выразишь: дело в самом ритме или, может, мелодии спектакля. И чтобы это почувствовать, надо его посмотреть. Многочисленная зрительская аудитория полностью использовала счастливую возможность познакомиться с «театром Стуруа», особенно на второй день гастролей Et Cetera. Шекспир в глобальной деревеньке Публика увидела «Венецианского купца» — пьесу, которую редко ставили в европейских театрах после II мировой войны. Чуткая на антисемитские акценты общественность могла неоднозначно воспринять Шейлока, купца-еврея, который мести ради хочет вырезать фунт мяса из тела христианина (да к тому же делает эту операцию «на живую» и во всем величии закона). С достойной похвалы свободой Стуруа на это даже не оглядывается, не делает даже попытки подретушировать рискованно звучащие диалоги. Ведь не об антисемитизме (как и не о семитофилии тоже) здесь речь. Шейлок раздражает венецианцев не тем, что он еврей, а тем, что он другой, чужой. И этого достаточно для недоверия на подкожном уровне, для тайной ненависти и презрения. А затем появляется и предлог для ненависти явной и нескрываемой. И что же, Шейлок станет ее невинной жертвой? Отнюдь нет. Обе стороны одинаково виноваты в родившейся между ними взаимной ненависти. Шейлок так же презирает гоев, как они его, и жаждет мести. Так от кого же исходит зло, кто здесь Каин, а кто — Авель? На этот вопрос не дается ясного однозначного ответа. В прекрасных диалогах шекспировской пьесы говорится о том, что мы не знаем, как рождается любовь и куда она ведет людей, — то же можно сказать и о вражде: неизвестно, с чего она начинается, и неизвестно, как преградить ей путь. В финале спектакля на многочисленных мониторах появляется огонек свечи — слабая надежда, мерцающий свет в конце туннеля. На чем эта надежда зиждется? Трудно ответить. Может, мы обречены на вечные ее поиски? Ранее, когда на сцене появлялся Шейлок (невероятная роль Александра Калягина), на тех же мониторах высвечивались биржевые сводки — как на любой мировой бирже. Принц Арагонский как фашистский диктатор, принц Марокканский как грозный араб — все эти выдуманные Шекспиром для забавы персонажи в спектакле Стуруа вдруг получают новое значение. Ну да, конечно, это наш XXI век, мир глобальных сделок и встреч далеких и чуждых друг другу культур. Каким он будет, спрашивает Стуруа, если то, что ты другой, будет и дальше будить враждебность? До трагедии один шаг «Венецианский купец» — это еще один (и замечательный) пример такого прочтения Шекспира, когда текст звучит так, как если бы был написан в наши дни. И при этом, при столь серьезных, самых важных сегодня вопросах — как легко, даже весело он сыгран! У зрителя не было шансов заскучать ни на минуту. Зато такие шансы дал ему своим «Королем Лиром» (режиссер Миколай Грабовский) Новый театр из Лодзи […]