Сердце Шейлока

Не слишком часто режиссеры выбирают для шекспировской постановки «Венецианского купца». Только погоню за деньгами, сегодня такую же хищническую, как и во времена стратфордского гения, относительно просто удается перевести на современный язык. Для великого режиссера Роберта Стуруа это лишь фон событий. Он создал спектакль пронзительный и страшный. Еврей Шейлок, чтобы облегчить свои страдания, хочет вырвать у христианина — венецианского купца — сердце. Вырезать хирургическим скальпелем «фунт мяса» и взвесить. Только тогда он сможет заплакать. И над собой, и над купцом. В этой роли — необыкновенный Александр Калягин История о скупом еврее Шейлоке, от которого убегает дочь, и о пламенной страсти молодого венецианца и прекрасной Порции, которым помогает венецианский купец, напоминает скорее скандальное приключение, достойное разве что голливудского костюмированного фильма. Но эту историю режиссер спектакля Роберт Стуруа помещает в антураж современного офиса с белой мебелью, компьютером и телевизором. Кажется, что с минуты на минуту начнется программа биржевых новостей. В начале спектакля венецианский купец Антонио — у Стуруа это человек, занимающийся темными делами и окруженный людьми, которые напоминают членов мафиозной группировки, — произносит претенциозную фразу о печали, которой так много в нем, что бремя это слишком тяжело, о печали, которая, разумеется, неизвестно откуда берется. Но именно из этой раздражающей в первый момент сентенциозной фразы рождается спектакль. Стуруа медленно, болезненно и точно, как хирург, открывает истоки этой печали, обнажает человеческие страдания, ненависть, жажду мести, идею справедливости, благость милосердия. Он строит спектакль прежде всего на противостоянии между евреем Шейлоком (в этой роли — необыкновенный Александр Калягин) и христианином Антонио, венецианским купцом (Виктор Вержбицкий). Надменный, скучающий, «надутый» Антонио — Шейлок для него пес-ростовщик с грязными деньгами, который за процент отдаст душу дьяволу. Но в искреннем порыве прекраснодушия Антонио готов помочь юному другу — и подписывает долговой вексель. Шутит, что если деньги не будут возвращены, то Шейлок сможет вырезать фунт мяса из любой части его тела, — и эта шутка становится его проклятием. Шейлока боятся подчиненные, сдувающие пылинки с его костюма, — но не Антонио. Он глубоко, всем сердцем презирает Шейлока. Этому презрению и ненависти Шейлок научился у него — и превзошел учителя. Превзошел до такой степени, что сам боится своей ненависти, но месть уже стала смыслом его жизни. Сцена суда перед венецианским дожем (Людмила Дмитриева), когда Шейлок добивается своего страшного права, наверное, самая волнующая. Гротескный суд, гротескные люди. Реален только образ чистой ненависти, когда все бросаются на Шейлока, а Антонио кричит: «Сделайте из него христианина!» Одновременно с этим мы видим искривленные жаждой мести лица на экране телевизора, стоящего в офисе. Но это уже не просто телесюжет, столь частый в информационных программах, — можно дотронуться до этой ненависти, потому что она — здесь и сейчас, на наших глазах. А милосердие? «Милости нельзя добиться, она снисходит на землю теплым летним дождем», — говорит прекрасная Порция, переодетая в мудреца (Алена Ивченко). Великим спектакль Стуруа делают и актеры. Александр Калягин, спокойно затачивающий скальпель, создал исключительный образ — его Шейлок внушает отвращение и вызывает сострадание, мстит и любит, он и разумен, и туп в своей жажде мести. Замечателен в роли скучающего Антонио Виктор Вержбицкий. Забавны и страшны одновременно претенденты на руку Порции в исполнении Игоря Золотовицкого. Алена Ивченко в роли уставшей, потерянной, несчастной Порции и Мария Скосырева в роли двуликой дочери Шейлока — замечательные партнерши актеров в этой игре за сердце Шейлока. В спектакле Стуруа много абсурда, гротеска и юмора, что делает поразительный мир, открывающийся нам, окончательно невыносимым. Здесь нет ни лишней сцены, ни лишнего слова или жеста — у всего свое место и свой смысл. И, когда Шейлок уходит в шутовской шапке, понятно, что через мгновение может опускаться занавес.