Режиссер Роберт Стуруа: Мы остались живы в сложные времена, потому что работали

Роберт Стуруа — грузинский театральный режиссер иактер, народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР. Родился всемье грузинского художника Роберта Стуруа-старшего. С 1962 года работал вТбилисском театре им. Шота Руставели. В августе 2011 года был уволен с постахудожественного руководителя Театра им. Руставели за «ксенофобскиевысказывания». На своем творческом вечере Стуруа резко отозвался о МихаилеСаакашвили, заявив, что во главе страны хотел бы видеть грузина, в то время какСаакашвили, по его словам, армянин. Стуруа уверял, что любит армян, но это непомешало обвинить его в ксенофобии. Как только в Москве стало известно о егоотставке, режиссер получил приглашение в театр «Et Cetera», который ивозглавляет до сих пор.– РобертРобертович, в этом году Вам исполняется 75 лет. Много событий и переменвместили прошедшие годы. Давайте обратимся к началу: Вы родились в Тбилиси, винтернациональном городе с неповторимой атмосферой… Повлияло ли это смешениекультур и народов на становление будущего режиссера с мировой известностью?– Ядействительно родился в городе, который представлял собой необыкновенный сплавармянской, грузинской, европейской – много немцев жили в городе – и русскойкультур… Все это очень здорово перемешалось и дало результат, который я называютбилисской культурой. Все входили в особый круг людей, объединенные«итальянскими двориками» города. Мой отец был художником, он крепко дружил сБажбеук-Меликовым, моя мама с училась вместе с Параджановым. Дом, где жила моябабушка, был известен как дом Сейлановых, когда-то он принадлежал известномунефтепромышленнику, потом у него этот дом отняли и поделили на коммунальныеквартиры. В этой коммуналке нашими соседями были армяне, евреи, русские – оченьблизкие нам люди, со многими из которых я продолжаю поддерживать связь. И вшколе у меня был абсолютно интернациональный класс.– Вы врусской школе учились или в грузинской?– В русской.Меньше всего в ней училось грузин, в основном армяне, евреи, курды, езиды… Мойучитель был греком. И эта атмосфера открытости дала мне гораздо больше, чемесли бы я родился в каком-то чисто грузинском городе. Я стал шире смотреть навещи. И потом, я даже немного выучил армянский благодаря соседям. Мои друзьябыли армяне, соседи, жена дяди Майя была актрисой Театра имени Шаумяна. Тотгород, его дух был мне очень дорог. И когда президент Гамсахурдиа объявил, чтоГрузия – для грузин, все тбилисцы возмутились, и я в том числе. Но, к моейрадости, традицию добрососедства не удалось до конца изжить. Русских в Тбилисисейчас стало меньше, но тбилисские армяне по-прежнему остаются патриотамигорода, как и все, кто в нем живет.– А как Выголосовали на последних президентских выборах в Грузии? Что произошло в Грузиисо сменой власти – очередная революция?– Я, ксожалению, не голосовал – не мог бросить репетиции. А так как у Грузии нетдипотношений с Россией и нет посольства, в Москве проголосовать былоневозможно.Но если быбыл в Тбилиси, проголосовал бы за «Грузинскую мечту», за Маргвелашвили. Хотяпоследнюю смену власти не стал бы называть революцией… Просто народ не смогвыдержать происходящего. Вообще, всвоих спектаклях я всегда что-то предсказываю, поэтому многие уже приписываютмне ясновидение. В 2004 году, как только Саакашвили пришел к власти, я поставилспектакль, который называется «Солдат, любовь, охранник и президент». Пьесанаписана современным молодым драматургом Лашей Бугадзе, это сатира на бывшегопрезидента. И актер, который играл его, очень похож на Саакашвили. Послепремьеры и композитор Гия Канчели, и мои художники пришли ко мне с упреками:мол, что ты хочешь от него, он же хорошо начал. Я отвечал: у меня предчувствие,что он хорошо начал, но плохо кончит. И этот спектакль позавчера играли вТелави. Его главный герой – солдат. От него жена ушла, как ангел, улетела нанебо, – не смогла жить в таком страшном месте, как Грузия, и оставила ему сына.Он поступает к президенту в телохранители и убивает всех, кто, как ему кажется,причинил боль любимому вождю. Включая самого президента. Я позвонил в Телавипосле спектакля – и мне говорят: «Помнишь, как действие кончается? Все мертвы,включая правительство. Герой выходит со своим ребенком и говорит: «Георгий,сейчас мы покажем, как надо жить». И зал начал смеяться и аплодировать. Вянваре 2014 года этот спектакль будет идти в Москве, в Театре Маяковского. Ноеще в 2003 году я каким-то чутьем почувствовал, каков он, этот Саакашвили. – В 2011году Вы вынуждены были покинуть Грузию, переехали в Москву, возглавили театр«Et Cetera». Но Вы настолько востребованный режиссер, что для Вас всегда бы нашлосьместо в других театрах, в том числе европейских. Что определило этот Ваш выбор?– Да, когдаздесь узнали, что я должен уйти из своего театра, мне позвонили из«Современника», даже из Малого позвонили, предлагали работать в Вахтанговскомтеатре. Но я отказался, считал, что уже немолод, чтобы с нуля все начинать. Явсем благодарен, но выбрал театр Калягина, потому что мы с ним давно дружим, ипотом, здесь зарплата была неплохая… Я кормлю всю семью, десять человек, никтоне работает, мои сыновья не работают, трудно… Поэтому я выбрал Москву, изэкономических соображений плюс дружба. Когда это объединяется, бывает хорошийрезультат.– Но сейчасВы снова возглавляете Театр Руставели в Тбилиси, да?– Да, явернулся. Но знаете, пока меня не было, произошло что-то странное. За полторагода с лишним в театре что-то изменилось. Я вообще-то не хотел возвращаться.Думал: выгнало государство из театра насовсем, традиции я не нарушил – у насвсех художественных руководителей Театра Руставели выгоняли. А одного расстрелялЛаврентий Павлович Берия. Так что я еще спасся. Сейчас меня вернули, ну адальше – посмотрим.Иванишвилипредложил мне маленький театр на 200 человек в помещении бывшей шелкопрядильнойфабрики. Должен сказать, что этот театр очень хороший получился, неформальный.Там я к собственному юбилею поставил американскую пьесу про Марию Каллас,знаменитую певицу. Премьеру сыграли на мой день рождения, двести человек друзейпришли. Этотрагикомедия. О том, что есть люди, которые исчезнут, может быть, из нашейпамяти, но они все равно оставят след для человечества. Там такой сюжет: МарияКаллас приходит в Нью-Йоркскую консерваторию и дает уроки студентам. Она уже непоет давно, ей осталось жить два-три года. Поэтому эта женщина уходит так, какбудто умирает… Это еще не реальная смерть, но все студенты остаются благодарныэтому необыкновенному гению.– То есть Выстроите новый театр, с новыми актерами?– Нет,актеров я собираюсь приглашать. На этот спектакль я пригласил актеров из нашеготеатра, из Руставели. – С 21 по 26января в Московском театре Маяковского состоятся гастроли Театра Руставели.Приедет сюда и Тбилисский армянский театр. Какие спектакли Вы привезете?– Мы давноне были в Москве. И за прошедшие 10 лет поставили несколько спектаклей,которые, надеюсь, будут интересны здешней публике. Нам интересно знать, какоценят их москвичи, показать, что мы остались живы в сложные времена, чтовсе-таки работали. Один из спектаклей – я о нем уже рассказал – «Солдат,любовь, охранник и президент». Второй – «Сезон охоты», по пьесе известногосовременного грузинского драматурга, прозаика и поэта Тамаза Чиладзе. Этофантасмагория о современной грузинской жизни, но на фоне мировых катаклизмов. Итретий спектакль – «Мария Каллас», он будет сыгран на малой сцене. Так что цельв основном – показать, что происходило за это время, что мы не могли приезжатьв Россию.– Значит,будем стремиться к восстановлению культурных связей?– Да. Этигастроли должны были состояться в прошлом году, но богатые грузины не далиобещанных денег, и гастроли не состоялись. И нам очень приятно, что благодаряармянам мы все-таки сможем приехать сюда. Я глубоко тронут этим в душе. Темболее что все-таки родственно связан с армянским театром, моя тетя там играла,многие спектакли я смотрел. Им, конечно, сложно было последние 20 лет, пришлосьбуквально выживать. Удалось – благодаря грузинам и армянам, которые помогалиэтому театру, и его директору, замечательному армяно-грузинскому поэту ГивиШахназари. Я с ним дружил, так что всегда был в курсе событий в этом театре. – А Вы нехотите сами поставить пьесу в армянском театре? – Когда-тодавно мои друзья-режиссеры Вардан Аджемян и Грачья Капланян предлагали мне это.Вардан Мкртичевич звал в Театр Сундукяна, а Грачья Капланян – к себе вдраматический. И тбилисский Шаумяновский, сейчас Театр имени Адамяна,предлагал. Но как-то не получалось из-за занятости.Я быпоставил пьесу о Тбилиси, у армян есть замечательные, да и «Хануму» можно былобы возобновить. «Хануму» когда-то в грузинском театре впервые поставили, с моейлегкой руки и с музыкой Гии Канчели она разошлась по всему Советскому Союзу.Но «Хануму» я уже не поставлю, я завершил свои отношения с этой пьесой Я дружу спредседателем Союза театральных деятелей Армении Акопом Казанджяном и с его отцом.Они мне 70-летний юбилей справили в Оперном театре в Ереване, а грузины несправили, так как я был в опале у Саакашвили. Так что я очень благодарен им.– На этойноте вернемся к разговору о политике, который мы оборвали. На Западе Саакашвиливысоко ценили, называли оплотом демократии на территории бывшего СоветскогоСоюза и ставили всем в пример. А Вы утверждаете, что он нанес вред Грузии игрузинскому народу.– Для меняэто современный Сталин. Вред его политика нанесла непоправимый. Но Саакашвилиочень умело мимикрировал, выдавал себя за демократа. В то, что у его режимаесть темная сторона, никто не верил. Ну как, например, при Сталине не верили,что существует ГУЛАГ.Хотя, ядумаю, американцы знали обо всем, что у нас творилось, не могли не знать. Но немогли признаться, что они обманулись, что поверили в миф. ПравительствоСаакашвили очень много денег тратило на пиар. Около 100 млн долларов ушло наподкуп мелких чиновников в Евросоюзе, чтобы на Западе о нем хорошо отзывались.На журналистов российских. Даже сейчас, когда он ушел, многие журналисты пишут,что Грузия вновь вернулась в лоно Советского Союза. Я думаю, Запад сегодня, какни печально, или обманывается, попавшись на очень умелую хитрость кавказцев,или прячется от правды, не хочет ее видеть. Такой антиамериканской атмосферы,как сейчас в Грузии, никогда не было. – А Вынадеетесь на какие-то перемены с приходом Маргвелашвили?– Ненадеюсь. Я стал пессимистом. Во-первых, я не знаю, каковы будут еговозможности. Говорят, президент не будет иметь прежних полномочий, их урежут.Но я оченьхорошо знаю семью нового президента. Это потрясающая семья. Маргвелашвили личноне знаю, но он производит впечатление нормального, образованного человека. Бедатом, что, когда люди садятся в кресло президента, они меняются очень сильно. Яне знаю, как президент поменяется, и поменяется ли… Мне дажекажется, что там какой-то вирус в президентском дворце, он заражает людей, и ихуже не узнать. Дай Бог, чтобы такого не случилось на этот раз. Вот что янаписал в фейсбуке: «Может быть, мы спасемся. Нас уничтожили, сровняли сземлей, опорочили имя грузина, уничтожили душу. Мы уже перестали любить жизнь,пол-Грузии впервые в истории Грузии оставило родину. Пол-Грузии. Безнадежность,бедность, безграмотность, безнравственность – вот что принесли этистраны-нелюди злосчастной Грузии. Спасемся, спасемся, как спасались раньше,какой-то необъяснимой, непонятной, наверное, Богом данной любовью к жизни. Генычестности вновь восстанут. Но главное – не забыть о здравом смысле. Чтобы мы,одурманенные нашим идеализмом и фанатизмом, не потеряли бы свой путь. Мы неафриканское дикое племя, которому необходимы вожди или же харизматичные лгуны,нам нужен человек – свободный, бесшабашный, смелый, человеколюбивый ипросвещенный. И счастливый. Наверное, спасемся».– Что Выцените в человеке более всего? И, наоборот, что презираете?– Ценюгуманность, умение понять человека, помочь ему и служить своему делубескорыстно. Для меня это очень важные моменты. Я этого не чувствовал, носейчас, когда мне уже 75 лет, невольно приходится.Презираютрусость. Продажность. Предательство. Но, к сожалению, прощаю.– Частовстречались с этим в жизни?– Вы знаете,я обитаю в театральном мире, где на бытовом уровне этого много. Но этопредательства не роковые… Ну и режиссер для актера тоже иногда являетсяпредателем. Когда я распределяю роли, естественно, кто-то не попадает в состав.Тот, кому не досталась роль, считает, что я его предал. Иногда друзья совершаютпоступки, которые, мягко говоря, необъяснимы… Но я простил их. Иначе я бы неразговаривал с половиной моих друзей. Так что, как говорит Евангелие, в своемглазу ты бревна не видишь, а в чужом замечаешь соринку. Надо прощать.– Выцитируете Евангелие… Вы – человек верующий, ходите в церковь или Ваша вера проявляетсяиначе?– Я люблюХриста. Как личность. Наш театр к его условному юбилею, двухтысячелетиюРождества, поставил спектакль. Мы взяли «Двенадцатую ночь» Шекспира, совсем неюбилейную пьесу, но написанную к окончанию рождественских дней. Я ввел в первуючасть рождение Христа, как будто на дворе у герцога Орсини, как до сих пор этоделают в Италии, устраивают живой вертеп к Рождеству. На столе у меня лежитБиблия, я ее перечитываю. Но в церковь не хожу. Несколько раз у меня быливстречи со священнослужителями, которые были недостойны сана.– Был ли вВашей жизни человек, которому Вы подражали? Кто был для Вас авторитетом? – Я думаю,отец. Он был типичным представителем тбилисской богемы. Красавец, художник,женщин очень любил, пил, по-своему верил в Бога. Я хочу устроить его выставку,он одинаково замечательно рисовал и церкви, и очень красивых женщин. Я хочупоказать обе его ипостаси. Отец был очень неплохим художником, но жил в такоевремя, когда приходилось рисовать совсем в другом стиле.Когда мне былолет четырнадцать, мы с ним поскандалили. Я упрекал его за официоз: мол, что тырисуешь, как тебе не стыдно? И тогда он достал свои студенческие работы. Я былпотрясен тем, какой у него был талант и как его накрыл соцреализм. Потом онсумел избавиться от налета этого соцреализма, но ведь мог бы стать еще лучшимхудожником. И я всегда хотел быть похожим на него. Кстати, его ближайший другармянин Жора Халатов учился вместе с ним в академии. Потрясающая личность,очень хорошо рисовал… Стал дизайнером, зеркальный зал во дворце пионеров,бывшем дворце наместника, реставрировал сам. Был среди отцовских друзей втеатре Ваня Меликсетов, князь из Карабаха. Когда я пришел в театр, он ещеработал, рисовал декорации. Его мастерская называлась «зал Меликсетова». Когдаон умер, этот зал мы превратили в театральный. И все-таки до сих пор егоназывают «залом Меликсетова». – Что бы Выпожелали читателям нашей газеты? – Я знаю,«Ноев Ковчег» читают и в Москве, и в Ереване, и в Тбилиси. Я пожелал бы, чтобыу наших народов правители были более человечными. И более профессиональными.