Калягин пугает летающей люстрой. В его новом театре интересно и без спектаклей

10 декабря театр «Et Сetera» под руководством Александра Калягина откроет 13-й сезон. «Несчастливое» число принесло коллективу долгожданную радость: театр наконец переберется в собственное здание, оставив казенное помещение на Новом Арбате артистам «Геликон-оперы». «Собеседник» одним из первых оценил оригинальность нового храма искусства, а провожатым у нас был сам Сан Саныч. Видно, Калягин уже обжил здание. Это, впрочем, неудивительно — здесь все придумано им самим, так что председатель СТД смело принимает любые упреки или комплименты, а иногда даже нарывается на них, вдруг спрашивая посреди рассказа: «Ну как?» Первое ощущение от театра на Чистых прудах такое, будто Билл Гейтс со своими завиральными идеями об «умных домах» был у Калягина в консультантах. Лепнина и канделябры здесь соседствуют с последними достижениями технической мысли — металлодетекторами, камерами наблюдения (везде понатыканными), плазменными экранами в фойе, на которых показывают фрагменты спектаклей, и бегущими строками над каждым входом в зал. «С их помощью можно делать разные анонсы, — объясняет худрук. — Например: 38 монтобря состоится премьера такого-то спектакля». Калягин прытко преодолевает длинные лестничные пролеты 8-этажного театра (хотя есть аж два лифта), с гордостью показывает супероснащенную студию звукозаписи и предлагает ознакомиться со святая святых — сценами. Как в любом уважающем себя театре, площадок здесь две — большая и малая. Камерный зал на 150 мест назвали Эфросовским. В нем какие-то уникальные гибкие кулисы, с которыми, говорит Калягин, в зависимости от режиссерского замысла «можно творить что угодно», а можно «послать к черту». В ближайшее время тут будут давать «За горизонтом» и «Последнюю запись Крэппа». — Никогда не думал, что займусь строительством театра, — лукавит Александр Александрович. — Но случилось так, что пришлось взвалить на себя эту обязанность и освоить новую профессию — художественного руководителя. Получилось неплохо: Калягин уже поправляет самого Станиславского и утверждает, что на самом деле театр начинается не с вешалки, а с подхода к зданию. Кроме размеров Большой сцены, стандартной для театров, тут все оригинально — от разноуровневых окон причудливой формы до гримерок, в каждой из которых спектакль будет транслироваться в режиме прямого эфира. — То, что рисовали архитекторы и что я заворачивал, напоминало бизнес-центры либо мультикомплексы, — рассказывает высокопоставленный экскурсовод. — Однажды итальянцы приехали и предложили очень плохую копию «Ла Скала»… Но я считаю, что театр — это игра, поэтому спектаклю, как и любви, должна предшествовать предыгра. Я сам человек неуемный и отношусь скептически, когда прихожу в театр, где все одинаково, начиная с кресел… У Сан Саныча кресла в зрительном зале — под антиквариат. Изготовлены итальянской фирмой по спецзаказу, и они все разные. В партере установлены кресла 11 видов — в одном из таких, сказал Калягин, сидит Путин. Корреспонденты «Собеседника» не стали гадать, в каком именно, но тут же поспешили плюхнуться сначала в красное, потом в черное… Ничего так, мягенько. Кто-то из уставших от беготни телевизионщиков примостился на подлокотнике рядом. Кресло оказалось тоже с историей. — Вот примерно в таком кресле умирал Мольер, — заметил Александр Александрович и не преминул сделать замечание: — Однако зачем же вы, молодой человек, сели на ручку? Некрасиво это, да и неудобно… Стулья в ложе также разные — четырех видов; в бельэтаже скамьи, как в шекспировском театре «Глобус», только усовершенствованные — с мягкими сиденьями и спинками. Кстати, ложи в Et Сetera не пронумерованы — каждая носит фирменное название: ложи Тартюфа, Митрофанушки, Арлекино, Фальстафа и др. На свой манер расположил Калягин и центральную ложу, называемую по традиции «царской», сместив ее на полтора метра вправо. И в этом он тоже видит игру: «Я считаю, что цари — те, кто на сцене, а зрители, пусть и в царской ложе, должны сидеть не в центре… Чтобы у них крыша не ехала». Двигаться в театре и так есть чему, тут даже люстра не висит на месте. Перед спектаклем ее будут опускать, так что расположится светило прямо над головами зрителей, купивших билеты в первые ряды, и загородит обзор галерке. — Люстра — еще одна игра, которую я придумал, — с ребяческим задором потирает руки Калягин. — Я хочу, чтобы зритель думал: «Что ж такое они сделали? Мне ни черта не будет видно». А когда дадут третий звонок, люстра станет медленно подниматься. Хочу, чтобы и здесь зритель испытал любопытство. На этом заигрывание с публикой не окончится: главная забава — само представление. Правда, спектаклей у «Et Сetera» после новоселья стало гораздо меньше. «Желая соответствовать званию нового театра, мы сильно урезали свой репертуар», — поясняет Калягин. Так, под нож пошла постановка, которая «десятилетиями кормила театр», — «Лекаря поневоле» коллектив признал устаревшим и похоронил там же, на Арбате. Зато на начало марта запланирована премьера пока безымянного спектакля о самом театре. Год назад Калягин вызвал из Киева драматурга Максима Курочкина и рассказал ему всю свою жизнь. — Эта пьеса гораздо шире, чем просто о театре, — считает худрук «Et Сetera». — Она о человеке, который в театре и который испытывает на себе груз ролей и лет… Предложил Олегу Басилашвили сыграть вторую роль. Он сказал, что пьеса изумительная, но роль попросил дописать. Максим сейчас этим занимается. Не знаю, будет ли Бася играть, но мне бы хотелось, чтобы был именно он. Хочу еще, чтобы Ия Саввина сыграла, для нее там тоже замечательная роль. Другой проект «Et Сetera» связан с легендарным бродвейским мюзиклом «Продюсеры». — Причем американцы разрешили нам изменить форму, так что мы будем делать не мюзикл, а музыкальный спектакль, — торжествует Калягин, но сразу осекается. — Пьеса хорошая, как раз для нашей театральной реформы. Только режиссера для нее я еще не нашел: поиск режиссера — вообще 90 процентов головной боли. Сам? Да я всю жизнь актером был и актером умру.