В новом номере журнала "Театральная афиша столицы" - интервью с актрисой "Et Cetera" Натальей Баландиной

Актриса театра «Et Cetera» п/р А. Калягина Наталья Баландина потрясающе достоверна в любой роли, будь то соблазнительная проститутка, умудренная жизнью старуха или экстравагантная и очень обаятельная «Королевская корова». Наталья с одинаковом мастерством перевоплощается в диаметрально противоположных друг другу героинь, поражая естественностью, органичностью, умением одним жестом, без слов, выразить любую эмоцию, интонацией передать сложную изменчивость чувств и подтекст скрытых смыслов. Вдохновенная игра этой удивительной актрисы всегда вызывает множество ассоциаций и будоражит воображение.


– Вы окончили Школу-студию МХАТ и уехали работать в Эстонию. Работали в труппе Русского драматического теат­ра, в 2006 году даже стали лауреатом премии «Хрустальный башмачок» за лучший дебют. Почему вы оказались в Эстонии?

– Я родилась в городе Вильянди. И была в числе 12 человек, которые поехали учиться в Москву в Школу-студию МХАТ по договору между Русским драматическим театром в Таллине и Россией. Мы обязаны были вернуться в Эстонию и отработать там два года. Я проработала всего год, хотя должна сказать, что в Эстонии была начинающей звездой. Меня приглашали сниматься в кино, много играла в театре. Я прекрасно знала эстонский язык, естественно, знала русский, у меня не было проблем. Я не собиралась переезжать в Россию, но однокурсники уговорили приехать в Москву, чтобы познакомить меня с Денисом, с моим будущим мужем. Я приехала и сразу поняла, что потерять такого человека не могу. Вопросов не осталось: жить и работать я могла теперь только в Москве.
После окончания Школы-студии несколько худруков обещали, что возьмут меня к себе в театр, но, уже когда я здесь оказалась, никому не хотелось иметь проблем с актрисой, у которой заграничный паспорт. В итоге меня взял Александр Александрович Калягин, о чем я никогда не пожалела.

– Ваши родители и сейчас живут в Эстонии?

– Да. А моя бабушка живет до сих пор на Украине.

– Сложно менять страну?

– Когда я сделала свой выбор, когда четко поняла, что жить могу только здесь, в Москве, все сложности остались позади. Но каждая страна оставила свой отпечаток, все сохранилось в моей памяти: и детство на Украине, и школьные годы в Эстонии – это все мое богатство.
В Вильянди я прожила 22 года и никогда не чувствовала себя здесь чужой, а когда поехала туда, чтобы поменять паспорт, меня встретили, скажем так, недружелюбно. Уже десять лет мы не были в Эстонии, и очень хочется туда поехать, повидаться со своими родными.
В моей памяти запечатлено множество лиц: и те, что повстречались мне на Украине или в Эстонии, и те, с кем я встречаюсь в России. Я очень люблю людей. Мне интересен каждый человек: кого-то я помню долго, кого-то быстро забываю. Но может быть, это сугубо актерское, они все всплывают вдруг неожиданно, а потом возникают в моих персонажах.  
Вот сегодня я еду в метро, нервничаю, опаздываю на интервью. И вдруг вижу, что мне во весь рот улыбается девочка, которая сидит с мамой напротив. Я ей в ответ улыбнулась, она застеснялась и сразу спрятала улыбку. Через несколько минут она снова улыбнулась. Вроде что про это рассказывать? Ничего особенного, возникли добрые эмоции, и я не буду специально про них помнить, но они сохранятся во мне и когда-нибудь неожиданно всплывут. Может быть, она улыбнулась, чтобы я угомонилась, перестала суетиться. А я очень суетная.

– Какая была первая роль в театре «Et Cetera»?

– Корова. Я сразу сыграла главную роль в детском спектакле «Королевская корова». Это здорово! А вообще, я люблю все свои роли, все свои спектакли. Мне нравится, что все они разные. Сегодня я проститутка в спектакле «В зоне доступа», а завтра уже древняя старуха в «Земле Эльзы».  

– И все режиссеры разные – наверное, трудно всякий раз пристраиваться?

– Каждый раз расшатывается твоя нервная система, приходится себя менять. Для одной работы ты много читаешь, смотришь фильмы, для другой слушаешь музыку. Всякий раз ты погружаешься в другой мир и начинаешь жить по-другому. Это невыносимо трудно, но и бесконечно прекрасно. Сейчас мы работаем с Григорием Дитятковским над пьесой Мольера «Любовная досада». Он в жизни совершенно другой, бесконечно обаятельный, но на репетициях с ним так сложно, что мне хочется убить его, убить себя. Григорий Исаакович садится, поднимает глаза – они уже совсем другие, и ты понимаешь, что он словно в трансе, он весь в авторском тексте, который знает наизусть.
Я первый раз работаю с ним, когда он ставил «Сердце не камень», была в декрете. И сегодня работа с ним для меня огромный подарок.  

– Кем вы себя считаете – героиней или характерной актрисой?

– Всегда считала себя характерной актрисой. Но вдруг и Галин, и Морфов, и другие режиссеры мне стали предлагать роли героинь. Это очень важно, как тебя видят и насколько в тебе заинтересованы, насколько в тебе уверены режиссеры. Тогда и ты начинаешь себя слышать по-другому, понимать, что ты можешь быть и такой. Каждую свою работу я начинаю делать уверенно, а потом подключаются мозги. И все, как я это называю, начинается математика: высчитываешь, просчитываешь. И многое теряешь. Хорошо, что у меня муж – артист: он понимает все мои сомнения, страдания, метанья. Мы оба приходим домой уставшие, но все равно засиживаемся часто до четырех утра, хотя в семь мне уже надо вставать. Мы рассказываем друг другу про то, как прошел день, про все свои впечатления, радости.

– А если одновременно вы выпускаете премьерные спектакли и оба возвращаетесь домой уже к ночи? Кто сидит с детьми?

– У нас есть няня. Она всегда выручает, у нас же график работы все время меняется, но она всегда находит время, когда нужна. И я детей приучила к самостоятельности; они могут приготовить себе еду, лечь спать вовремя. Мои дети не учат уроки в гримерке и не обедают в служебном буфете. «С детства вкусил запах кулис» – это не про моих детей. В театр они приходят смотреть спектакли. Когда Ванечка в пять лет увидел «Блаженный остров», он очень переживал, что все герои погибли. «Мама, я бы тебя обязательно спас», – он мне очень серьезно обещал.
Недавно я вдруг почувствовала свой возраст. Все время думала, что мне 28, и вдруг поняла, что уже больше. По ворчанию, состоянию. Сто желаний, как раньше, уже не напишу. Всего десять, вполне конкретных. Я очень хочу родить третьего ребенка.  

– А в эти десять желаний не входят роли?  

– Каждая роль – это подарок. Иногда, и чаще всего, неожиданный. В «Мандате» исполнилась моя мечта, видимо, возникшая еще в студенческие годы, когда мы делали пародии. Переоделся – и ты другой человек. В «Мандате» у всех актеров маски, и чем ужаснее маска, тем интереснее играть. Появляется больше куража, адреналина. За две недели до премьеры я получила огромный нос, благодаря ему появилась маска. И я стала делать другого человека, стала искать прямо на сцене. В моей героине соединились сразу три человека, а когда я увидела себя в зеркале, поняла, что я старуха из мультфильмов моего любимого Миядзаки.
В «Мандате» мы только сейчас начали взлетать, стали ощущать реакцию зрительного зала. А я всегда чувствую, до какого ряда могу энергетически взять зал. Люблю, когда зрители реагируют, это ужасно, если они приходят с холодным носом.
Помню, однажды на спектакле «Надежда, вера и любовь…» я услышала, как девушка говорит своему парню: «Давай уйдем». Этот спектакль посвящен Великой Победе, в нем звучат стихи, песни, есть сатирические сценки. У спектакля и такой подзаголовок «Музыка Победы». Видимо, про войну ей смотреть не хотелось, но они досидели до конца, и в финале я увидела, что девушка в слезах, положила своему другу голову на плечо и тихо плачет.

– Неужели вы не только чувствуете реакции зрителей, но даже слышите их тихие реплики?

– Нет, конечно, я не могу слышать все, о чем шепчутся люди в зале. Но я всегда слышу, насколько они со мной, насколько их волнует то, что происходит на сцене. Проживают ли они вместе с нами историю, которую мы рассказываем, или смотрят в телефоны, думают о своем.
Когда играешь на Большой сцене, зрительный зал взять труднее. На Малой сцене другие затраты энергии, здесь проще.

– А «четвертая стена» по Станиславскому? Вы разве не отгорожены от зрителей?

– С одной стороны, вроде отгорожены, если во время спектакля схлопнется мир, я не замечу. Ну, например, в «Декамероне» звучит музыка в начале спектакля – и все, я уже там, в другом мире. Я почти как йог, вступаю в транс. Но «дыхание зала» – не просто красивая фраза, ты реально ощущаешь это дыхание. Мне неинтересно читать отзывы о спектаклях, хорошо прошел спектакль или плохо – это я понимаю по реакциям зрителей уже во время действия.

– Спектакли «Мандат» и «Грех да беда на кого не живет» выпускались почти одновременно. Такие разные роли, наверное, это было непросто?  

– Очень непросто. Но это и огромное везенье. Репетировать сатирическую пьесу Эрдмана и почти параллельно малоизвестную пьесу А.Н. Островского. Работать с такими разными режиссерами, как Марина Брусникина и Владимир Панков. Участвовать в масштабном спектакле на Большой сцене и в камерном спектакле на Малой сцене, где все происходит так близко от зрителя. Тебе предлагают совершенно разные способы актерского существования – это же такая удача!
И я благодарна Александру Александровичу Калягину, который поверил в меня, когда пригласил в свой театр, и продолжает мне доверять. Все мои работы возникают с его благословения, и все встречи с талантливыми режиссерами и авторами – это тоже его заслуга.
Марина Станиславовна в спектакле «Грех да беда на кого не живет» предложила мне сыграть Лукерью Даниловну, сестру Татьяны, которая как будто подталкивает ее к измене. Моя героиня невольно становится виновной в случившейся трагедии. Меня очень пугала эта роль, надо было найти в себе этого человека и попытаться оправдать его. И всякий раз я стараюсь найти новый поворот, продолжаю работать.

– Дома вы забываете про театр?

– Во всяком случае, стараюсь своей работой не загружать домашних. Стараюсь быть внимательной к своим детям. Могу вместе с ними несколько часов откапывать червей, потом создавать для них среду обитания, а потом вместе переживать, что черви не выжили. У нас живут дома кошки, птички, недавно чуть не приобрели змею, но наш папа сказал, что не выдержит такого соседства.
Тексты повторяю в ванной или когда мою посуду. Мой сын раньше озабоченно спрашивал: «Ты текст роли повторяешь?» Наверное, ему было страшно, что мама сама с собой разговаривает. Со стороны, видимо, это выглядит жутковато. Но я ему объяснила: учить роли – моя работа. Дети уже к этому привыкли, и они понимают, что все должны работать. Собственно говоря, мое воспитание детей сводится к одной фразе: важно учиться, важно трудиться.

– Наверное, это и ваш девиз по жизни?

– Не задумывалась, но может быть. Действительно всю жизнь учусь, всю жизнь тружусь. И в этом счастье.

Татьяна Алексеева