Владимир Скворцов: "В жизни много точек опоры. Если одна ушла из-под ног, вспоминаю, что есть другая"

В 2018 главным режиссером театра «Человек» стал актер, продюсер, театральный и кинорежиссер Владимир Скворцов, подписывающий свои театральные постановки только фамилией Скворцов, без имени. С его приходом репертуар «Человека» расширился и стал гораздо интереснее, труппа теперь больше и в ней много молодых актеров, у театра появился свой фестиваль «Диалоги», здесь все время происходят интересные проекты и события, и главное, сюда пришли новые зрители. В 2024 году театру «Человек» исполнится  50 лет. Владимир Скворцов рассказал «Театральной афише столицы», чем ему близка эстетика «Человека» и как он собирается сделать жизнь этого театра еще более насыщенной и творческой.

–Придя в театр «Человек» главным режиссером, вы знали, в каком направлении будете его развивать?

— Приход в театр «Человек» для меня довольно символичен: здесь начинали мои педагоги Роман Козак, Александр Феклистов, Игорь Золотовицкий. Я ощущал преемственность поколений. Здесь работали Женовач и Шамиров, другие талантливые режиссеры и артисты. «Человек» и был так задуман Людмилой Рошкован: тут всегда ставили драматургию абсурда, а мне также всегда были присущи эти ирония и сарказм. Да и мое довольно специфическое чувство юмора ближе к абсурдистскому. Сейчас в каждом нашем спектакле есть элементы театра абсурда, даже если пьесу написали не классики-абсурдисты. Кроме того, здесь всегда шли эксклюзивные названия. Поддерживая этот принцип, мы ставим пьесы, не идущие в Москве и по возможности в России. Даже если возникают пересечения, у спектаклей другой стиль. Наши «Кроткие» по Достоевскому не имеют отношения к рыданиям и страданиям, с которыми по всей стране играют Федора Михайловича. А русский «Гамлет» в версии Александра Сумарокова до нас не видел сцены лет 250. Так как наш театр называется «Человек», мне интересно исследовать пьесы и человека как такового через спектакли и воздействие спектаклей на зрителя. И еще фишка в том, что у нас зрители сидят так близко к артистам, что видят, насколько точно проживается каждый момент в заданной системе координат.

— Многие актеры-худруки теат­ров, от Олега Табакова до Александра Калягина, приглашали известных режиссеров для постановки спектаклей, где они играли главные роли. Планируете что-нибудь подобное?  

— Нет, и это было принципиальным моим условием. Я играю здесь только в спектакле «Кроткие», но он сделан до моего прихода в театр «Человек». Это был частный проект. В силу того, что он абсолютно соответствовал концепции актуализации русской классики, с которой я сюда пришел, дирекция разрешила его играть, и сейчас это один из наших хитов. Хотя, правда, у меня был один материал, и мы вели переговоры о постановке с разными модными режиссерами, но не сложилось.  

— Почему вы, талантливый актер, стали с 2005 года заниматься режиссурой?

— На мой взгляд, актерская профессия очень зависимая. Я по знаку зодиака Овен — мне чужда подобная зависимость, мне всегда надо вперед, и кажется. что могу больше. В свое время я был неудовлетворен своим положением в театре, я был уверен, что я играю роли, не соответствующие моему уровню, что было чистой правдой, и хотелось большего, чем играть второстепенные роли или подыгрывать Максиму Суханову в спектаклях Владимира Мирзоева. Так возник «Обломoff», спектакль в Центре драматургии и режиссуры: по протекции Лены Греминой там появился Миша Угаров и поставил свою пьесу «Смерть Ильи Ильича» со мной в главной роли. Тогда зародилось движение «Новая драма». Дальше было много других работ, ушли роли второстепенные, появились главные, затем премии, номинации… Когда на читке фестиваля «Любимовка» я услышал пьесу Лауры Синтии Черняускайте «Скользящая Люче», я вдруг понял, что должен ее поставить. Это было во многом сопряжено с потерей отца: он ушел из жизни, и тех, кто жил с ним рядом, не покидало ощущение какой-то ответственности за случившееся. Потом был «Орфей» Жана Кокто в театре «Et Cetera», где потустороннее рассматривалось как реальное, параллельные миры материализовались и все перемешивалось. И во многом этот «небытовой реализм» определил мое развитие. Режиссура меня совсем захватила, я официально ушел из труппы театра «Et Cetera», оставшись приглашенным актером, и дальше пошло-поехало. В один сезон я даже поставил аж четыре больших спектакля, я фонтанировал идеями и не мог понять, откуда это все берется.

— В ваших спектаклях «Биография», «Аномальная Лиза», «Спасите Леньку!» всякий раз возникает ощущение, что рядом с нашим существует какой-то мистический мир, и между ними очень тонкая грань.

— Я об этом очень много думаю, мои спектакли пропитаны этим мистическим привкусом. А началось все с Кокто. Судьба нас ведет или мы сами? Я даже иногда думаю, что пьесы приходят ко мне сами.

— Как это?

— Пьесу Макса Фриша «Биография» прочитал нам на курсе наш педагог Дмитрий Владимирович Брусникин. И она так сильно в меня попала, зрела больше двух десятков лет, а когда нужно было решить, с чего начинать в театре «Человек», она вдруг неожиданно нашлась у меня дома — и у меня не было сомнений: я решил стартовать этим названием. И это как раз история на тему «Мы или нами?». Знаете, с одной стороны, мне интересны какие-то сложные пьесы. С другой — я сам люблю простые тексты делать сложными. Например, пьеса «Спасите Леньку!» на первый взгляд кажется довольно простой, мы ее развернули совсем с другой стороны — даже автор Малика Икрамова поначалу была в шоке. В этом спектакле актеры берут в руки кукол, которые начинают буквально эволюционировать на глазах зрителей и постепенно заполняют собой все пространство.

— Для чего нужно было все усложнять?

— Понимаете, пьеса «Спасите Леньку!» играет на определенных душевных струнах человека, и режиссеры этим буквально пользуются. Мне не хотелось с этим работать, я нашел в этом тексте совсем иные темы. Или «СтароМодная комедия», которую я недавно поставил в Театре Моссовета, стала у меня историей о конфликте и сближении двух немолодых людей, законсервировавшихся в своем горе, и они не видят современный мир, и не хотят видеть, а мир, в свою очередь, не замечает их.

— Удовольствие от постановки спектакля сравнимо с удовольствием от игры на сцене?

— Не могу сказать, что сравнимо, это два разных удовольствия. А третье удовольствие — снять полнометражный художественный фильм, что я недавно и сделал. Это мой режиссерский дебют, называется «Тайм-аут», и для меня этот процесс оказался неожиданно моим. Если говорить о режиссуре, мне интересно это создание команды спектакля. Всегда начинаешь делать историю про одно, но органика артистов, с которыми ты работаешь и на которую опираешься (я ненавижу составы, всегда работаю с одним), может завести тебя в неожиданную сторону, открывая множество новых смыслов. Например, «СтароМодная комедия» получила в итоге очень мощное антивоенное звучание.
То есть для меня постановка спектак­ля — не математика, а поиск Вселенной и какая-то лабораторная работа, как у Роберта Стуруа или Петра Наумовича Фоменко.

— Как у вас возникла идея снять фильм?

— Неожиданно. (Смеется.) Сначала я поставил спектакль «Тайм-аут» по пьесе современного драматурга Марины Крапивиной в рамках прог­раммы «Играем вместе» в Тверском ТЮЗе. Московские артисты были интегрированы в региональный театр, они и местные актеры стали единой командой, и на репетициях возникала правильная и здоровая атмосфера. Спектакль тогда получил резонанс, билеты на него разлетались мгновенно. Он был запечатлен на камеру, показан в пандемию и стал вторым по всем количествам просмотров в стримах. А затем продюсеры вдруг предложили мне снять по нему фильм. Его действие происходит в Москве, это история про соцработницу, которая не может услышать себя и находится в состоянии какого-то стопора. По жанру «Тайм-аут» — «печальная комедия», и это абсолютно данелиевская история. Мы хотели сделать фильм в стиле классических 70-х. Перед началом работы долго репетировали, чтобы артисты на съемках не испытывали дискомфорта.

— Не уйдете из театра в кино?

— Не уйду. Просто я снова освоил что-то новое для себя. Не ожидал, что это окажется столь сложным и интересным. До этого я что-то снимал, а тут прошел «свои университеты» и отношусь к фильму очень трепетно, переживаю, что в России сейчас нет хорошего кинопроката. Но театр я не смогу бросить никогда.

— Какие фильмы, встречи, книги сформировали вас как личность?

— Интересно, что вы задали этот вопрос. Мы сейчас работаем над проектом «Человек +», который, как мне кажется, в данный момент необходим. Уходит огромный пласт культуры, о котором большинство молодых людей вообще не знает, и проект направлен на то, чтобы вернуть интерес к культуре.
Если говорить обо мне, то меня в свое время поразил фильм «Летят журавли» с гениальной Татьяной Самойловой. В театре моим триггером стали спектакли Някрошюса — посмотрев их вживую, я захотел заниматься режиссурой. Потом были спектакли Кастеллуччи и Фоменко. Эти три имени для меня особенно важны. Увидев спектакль Роберта Стуруа «Кавказский меловой круг», я понял, что моя модель театра может быть похожей, и я хотел бы развиваться в этом направлении. Мой любимый фильм Георгия Данелии «Осенний марафон» — абсолютно идеальная и понятная всем мужская история. «Тайм-аут» — понятная история про мое поколение.

— Кто вам первый сказал, что вы талантливы?

— Конечно родители. Они всегда меня поддерживали. У меня долго не получалось поступить в Школу-студию МХАТ, но родители всегда были настроены на то, чтобы я добивался своего, и верили в меня. Отслужив в армии, я поступил на подготовительные курсы Школы-студии, где преподавали Роман Козак и Дмитрий Брусникин, они меня рекомендовали Мастеру Алле Борисовне Покровской, и я поступил к ней на курс. Мама и сейчас смотрит мои спектакли. И свой фильм я ей тоже показал, она с удовольствием посмотрела, даже два раза. Она гордится мной, как все мамы своими детьми.

— Был ли тот, кто не верил в ваш талант?

— Наверное. Но это всегда давало мне силы. Когда я учился на четвертом курсе, мой кумир Олег Табаков сказал про меня на обсуждении: «Из этого парня ничего не получится. Это единственная белая ворона на вашем курсе». А я в то время уже репетировал у Владимира Мирзоева в «Хлестакове» и понимал, что у меня-то в жизни начинается что-то интересное. Я пережил дикий стресс: все мои воздушные замки рухнули. Но тем не менее я как-то справился, и теперь это вызывает у меня улыбку: «А если б тогда не подслушал, вдруг ничего у меня не получилось бы?»

— Состоится ли в театре «Человек» фестиваль «Диалоги»? Какие еще у вас готовятся интересные проекты?

— 2024 год для «Человека» юбилейный: театру исполняется 50 лет. И если все будет складываться, следующей осенью состоится четвертый фестиваль камерных спектаклей для двух актеров «Диалоги».

В марте мы провели китайский новогодний фестиваль. Просто хотели необычно справить Новый год, и у нас получилось интересное, красочное и задорное погружение в культуру Китая, я лично открыл для себя прекрасную китайскую поэзию. Кстати, на следующий год в Новом фойе театра планируем устраивать поэтические практики: наши актеры будут работать со стихами забытых или новых поэтов. Это будут даже не вечера, а мини-спектакли, где все получат возможность самостоятельно исследовать поэзию. Есть публика, которой это необходимо. А сейчас мы запускаем новый ежегодный проект «Человек — точка притяжения». Это театральный фестиваль-лаборатория, в финале которого будет показана история китайских Ромео и Джульетты: режиссер Ольга Соколовская делает презентацию пьесы, написанной много сотен лет назад. Нам важен поиск идентичности между народами: на фестивале будут звучать русские гусли и похожий на них китайский национальный инструмент гучжэн. Будут пекинская и традиционная русская оперы и многое другое. Это проекты, а премьеры — «Дыши!» Елены Олениной, «Голова» Скворцова — это из самых ближайших.