Подписка на новости
Поиск по сайту
Обычная версия сайта
Заказ билетов:
+7 (495) 781 781 1
Пушкинская карта

МОСКОВСКИЙ ТЕАТР «Et Cetera»

Et Cetera

художественный руководитель александр калягин

главный режиссер Роберт Стуруа

Пресса

«Спартак» в багровых тонах

Глеб Ситковский
"Газета" , 31.01.2007
Режиссер Уланбек Баялиев — это вчерашний студент Сергея Женовача, пока известный своим дипломным спектаклем «Поздняя любовь». Выбирая материал для дебюта во «взрослом» театре, Баялиев остановился на ранней и тоже почти дебютной пьесе 20-летнего Бертольта Брехта. Ученическая старательность и режиссерская одаренность Баялиева в этом спектакле определенную похвалу заслужили. Но на кой ему сдалась эта почти забытая пьеса, на премьере так и не выяснилось.Хочешь стать мастером — походи сперва в подмастерьях. А участь подмастерья — до поры до времени во всем подражать настоящим мастерам и копировать их стиль. Этой ступени развития не избежал в свое время и Бертольт Брехт. «Барабаны в ночи» (1919) — типичный образчик немецкого экспрессионизма, хотя видно, что Брехт уже и здесь пытается спорить со старшими товарищами, творчески развивая их метод. Уланбек Баялиев тоже начал как старательный копиист. В своем дебютном спектакле он показал себя чутким режиссером, хорошо чувствующим, что такое художественный стиль. Вместе с художником Юрием Гальпериным они создали мрачноватую черно-белую стилизацию под немецкий экспрессионизм. На сцене сооружен кусок футуристического мегаполиса с пугающими глазницами-окнами разных геометрических форм. «Вот вам торжество урбанизма над маленьким человеком», — говорят нам создатели спектакля. И трубы кругом какие-то торчат, и пар из них вырывается, скрадывая очертания человеческих тел, — словом, все как положено. А на передний план Баялиев еще и какую-то громадную банку с водой ставит, сквозь которую, как через увеличительное стекло, на нас смотрят обитатели этого страшного города, оказавшегося во власти революции. Контуры расплываются, реальность ускользает. А иногда в строгую черно-белую палитру спектакля добавляются разные оттенки багрового цвета, предусмотренные, кстати, и самим Брехтом. У него в пьесе ведь и красное вино льется рекою, и вишневочкой герои балуются, и багровая луна над городом всходит, и алое знамя над всеми развевается. Баялиев, чуткий к декоративным деталям, все это учел и без кроваво-красных оттенков свой спектакль не оставил. «Картинка» придумана вполне интересная.Но, увы, разглядыванием стильных картинок зрителю и придется довольствоваться. Во главу угла здесь поставлена декоративность, а сама брехтовская история о воскресшем солдате Андреасе Краглере, который вернулся с войны и обнаружил, что невеста ему изменила, рассказана непонятно для чего и непонятно для кого. Брехт, как известно, настаивал на том, что пишет свои пьесы, адресуя их именно зрительскому уму, а не сердцу. «Нечего глазеть так романтически!» — кричал Краглер залу в своем финальном монологе и бил в барабаны, пытаясь достучаться до зрительского сознания. Ведь цель театра, как и любого искусства вообще, — сделать человека свободным. Добиться этого, верил Брехт, возможно, лишь внятно объяснив ему, в каком дерьме он живет. Но чего точно недостает спектаклю Баялиева, так это внятности. И революционные марши, раздающиеся из старенького граммофона, и революционные речи — все это здесь нужно лишь для стильности, для пущего колорита. Зал недоуменно внимает старой истории о восстании Спартака, которая никак его не задевает, и чем дальше, тем больше погружается в обыкновенную скуку. И никакими барабанами его уже не разбудить.